Нина уже была здесь несколько раз, но этот раз казался ей наихудшим. Головная боль мешала думать, но все же проблески озарения наступали время от времени, и в эти мгновения Нина собирала картину из разрозненных воспоминаний и образов. Нина огляделась, и хотя белесая пелена перед глазами стирала четкость, она понимала, что не видит своих вечных спутников. Но это было неудивительно. Они снова пустили кровь, убили человека. Она еще долго не увидит Их. Они, видимо, празднуют победу где-то в ее голове, но Они обязательно вернутся.
Воспоминания сами возвращали Нину в то злополучное утро. Интересно, сколько уже прошло времени? Доктор Зорий Йокин… бедный, бедный доктор.… И хотя Нина едва владела собой в те минуты, все же она отчетливо понимала, что убивала доктора. Она отчетливо помнит стук его сердца, который оборвался ровно в тот момент, когда лопнул последний сосуд в его голове. Монстры никогда не упустят шанс показать Нине, как нужно убивать людей. Она никогда не забудет тех звуков! Тысячи кровеносных сосудов лопались один за другим в голове доктора, превращаясь в единый шипящий звук, который был слышен только ей.
Бедный доктор… Зорий не оставил любящую жену с кучей детей, потому что был одинок. Он находил все, что ему нужно, в работе. На похороны к нему соберутся лишь доктора лечебницы, да пара-тройка университетских друзей. Хоть Нина и жалела его, она не сожалела о содеянном. У нее не было выбора. Доктор подобрался слишком близко. Жаль. Такой потенциал!
Нина с трудом села в кровати. Как же хотелось пить! Но в карцере не было крана. Нина тяжело встала, невидимая игла глубже вонзилась в голову, перед глазами на несколько секунд сгустилась темнота. Нина, опираясь на стену, проковыляла к двери. Удары в железную дверь были очень слабыми, но слышимыми. Нина прижалась щекой к ледяному металлу. Как хорошо! Секунды растянулись в минуты, но снаружи никто не отозвался. Нина постучала снова. Но интуиция подсказывала, что ее попытки тщетны. Нина осознала, что не чувствует Остапа. Санитар хоть и был недалекого ума, но мысли все же посещали его лысую голову. Сейчас же Нина не слышала ничего. Это означало лишь одно – Калев в ярости. Он запихнул ее в карцер, хотя она и так уже четыре года пребывает в одиночной буйной палате. Он отозвал Остапа, и теперь она изолирована от любого живого организма. Другие санитары не подойдут к ней и на метр. Нина сползла по двери на пол. Она потеряла его. Потеряла Калева. Он был единственным союзником в этих стенах, теперь же она снова осталась одна.