По коже побежали мурашки. Клим одернулся, словно его пробрал внезапный холод, а волоски на затылке самовольно поднялись. Опять это чувство. Словно кто-то следит за ним со спины. Клим обернулся. Никого. Кажется, он начал по-настоящему сходить с ума в этом проклятом месте.
Клим побрел вдоль коридора подальше от криков и стонов друга, зажатого между широкими плечами санитаров. И все же странное поведение Оскара не выходило у него из головы. Как и другие странности, творившиеся с его друзьями в последнее время.
Зачинателем был Чеслав. Клим всегда видел в этом рыжем лишь полоумного неуравновешенного придурка. Иначе человека, писающего на санитара, назвать нельзя. Что на него нашло? Его должны были выписать через неделю! Какого черта он нассал на санитара? Разумеется, его поместили в карцер, где обоссанный санитар мстил Чеславу с наслаждением и особым усердием. Только сегодня полуживого Чеслава, наконец, вывели в палату, где он до сих пор лежит без сознания. По словам медсестры якобы «глубокий сон – хороший показатель». Да о чем вы говорите? Мы все знаем, что вы творите в карцерах, когда никто за вами не наблюдает! Бедняга Чеслав. Поскорее бы он пришел в себя и рассказал, что же нашло на него неделю назад.
А уже через два дня после безумной выходки Чеслава, санитары пришли за Микаэллой. Из затянувшихся тревог, плаксивости, бессонницы врачи спасали девушку бесполезными, как ей казалось, беседами и лекарствами. Сама же Микаэлла предпочитала своих «старых друзей», как она называла амфетамин. Белые таблетки в шуршащем пакетике, что она всегда носила с собой, казалось, помогали лучше врачей. Этим белым друзьям ничего не надо объяснять, они слушают и понимают без слов, а главное – уводят подальше от этого равнодушного никчемного мира. Единственная проблема – частые анализы мочи – перестала быть проблемой почти тотчас же, как Микаэлла поступила в лечебницу. Девушка уже знала, что делать. Соседки по палате не скупились на урину за определенную цену, и, выросшую в богемных кварталах Микаэллу, это вполне устраивало. И вдруг, новость! В моче Микаэллы обнаружили наркотики. Как же она могла так промахнуться? За три месяца пребывания здесь система уже была налажена: Микаэлла брала баночку для анализа, шла в туалет, где в кабинке ждал «продавец» и получала баночку с чистой мочой за пару сотен. Что же произошло? Конечно, план не идеален и, возможно, «продавец» сама подсела на наркоту и ненароком подставила девушку.
Микаэлла по каким-то причинам отказывалась говорить о том дне. Она не понимала, что произошло в тот день, каким образом случилась промашка. Мысли о том дне заводили ее в тупик. Как бы то ни было, результата ждать долго не пришлось. Микаэллу заперли в одиночной палате, где она уже четыре дня мучается ломкой. Более того, ей запретили любые визиты, будь-то родители или дальние родственники, о друзьях и знакомых говорить и не приходится. Но самое ужасное, что теперь ей грозили еще три месяца нахождения в этом мрачном месте, поскольку таково было условие отца – одна единственная промашка и срок пребывания продляется. Каково сейчас Микаэлле? И на собственный вопрос воображение рисовало гнетущие картинки. Микаэлла лежит на смятой кровати, насквозь пропитанной потом, ее тело содрогается в конвульсиях, пытаясь освободиться от химической отравы. Жара, озноб, нескончаемая мигрень, тошнота, диарея, но самое ужасное – кошмары наяву, где отец стоит над ней и, брызжа слюной, выносит приговор: «Ты останешься здесь навечно!». Отчаяние и боль выливаются в злобу, Микаэлла кричит, но ее крик никого не интересует, никто не бежит к ней на помощь. Она одна… злоба выливается в суицидальные мысли.