– Вы проделали немалый путь, не так ли, мисс Холлингс и мистер Эллиот.
Голос звучит грозно, но в ее глазах видны отблески страха.
На мгновение я застываю.
– Вы знаете, кто мы?
– Как бы я ни старалась, от новостей не скрыться. Ну так что я могу для вас сделать?
Она хмурит лоб, и от нее веет любопытством, но сильнее всего я ощущаю исходящий от нее страх.
Шейн стоит расслабленно, расправив грудь и уперев руку в бок, как шериф.
– Для начала, мы очень сожалеем о том, что случилось с вашей дочерью.
И когда это он стал таким дипломатом.
Мисс Стернфилд часто моргает.
– Спасибо.
Стараясь говорить как можно мягче, я спрашиваю:
– Ваша дочь в некотором роде связывает всех нас, вам не кажется?
Она поднимает бровь.
Шейн наклоняется вперед и прижимает руку к сердцу.
– Мы знаем, что выбрали не лучший момент, но это, быть может, наш единственный шанс поговорить с человеком, который был ближе всех к доктору Стернфилд. Не могли бы вы рассказать нам немного о ней? Может, что-нибудь поможет нам понять, что именно она дала нам и почему?
Плечи миссис Стернфилд напрягаются, и она заметно щурится. Я ожидала, что она почувствует грусть, когда мы упомянем ее дочь. Но я вижу только настороженность. Как странно. Чего ей теперь бояться? Оставшегося от дочери наследства? Слишком поздно.
С видимым усилием она принимает более расслабленную позу и смотрит на нас уже не так напряженно.
– Шарлотта могла зацикливаться на том, что делает. Я знаю, что она не собиралась причинять вред вам или кому-то еще. Осознав, какой ущерб нанесло ее исследование и как пресса будет пожизненно преследовать ее, она не смогла это вынести. Она вытирает щеку – на которой нет ни слезинки – и опускает взгляд, чтобы не смотреть нам в глаза.
– Остальное вы знаете. А теперь я надеюсь, что вы оставите меня в покое наедине с моей скорбью.
Я внимательно рассматриваю ее. Все в ее словах кажется слишком хорошо подготовленным. Читая ее эмоции, я вижу тревогу и нечестность. И почему она не пригласила нас войти, как сделал бы нормальный человек в подобных обстоятельствах?
Хотя это выглядит как чрезмерная назойливость, я подхожу ближе.
– Может, вы могли бы облегчить свою скорбь, если бы помогли исправить последствия того, что она сделала.
Она скрещивает руки на груди.
– Я не генетик. Я преподавала литературу.
– Мы просто хотим знать, может остались какие-то заметки или ее компьютер, где могла сохраниться информация о противоядии.
Миссис Стернфилд качает головой.
– Я уже все отдала своему бывшему мужу. Извините.
Извините, ну и дела. И черты ее лица стали более напряженными, когда она упомянула доктора Гордона.