Разговоры замолкают.
Доктор Лин поднимает взгляд на меня, но не отрывается от сортировки магнитов.
– Доброе утро, Эйслин.
– На научном конкурсе вы спросили меня о значении моего проекта и о том, где бы я провела границу.
Он поднимает брови.
– Да, спрашивал.
– Так вот, я не могла ответить тогда, и, возможно, не смогу завтра, но я хочу попробовать сейчас.
Он смотрит на меня, сощурившись, будто вот-вот нажмет тревожную кнопку под письменным столом.
– Урок начинается через две минуты.
– Я рискну немного задержаться. Итак, начнем.
Я поворачиваюсь лицом к классу.
– Значение моего проекта заключалось в необходимости пролить свет на невероятные возможности генной терапии. Как только мы по-настоящему научимся манипулировать нашими ДНК, мы сможем радикально изменить качество нашей жизни и ее продолжительность. Что может быть важнее этого?
Девушка с задней парты выкрикивает:
– Пресс моего парня!
Доктор Лин хочет что-то добавить, но я перебиваю его.
– А насчет того, где бы я провела границу – какие улучшения делать, а какие запретить – я не знаю. Мы не должны разрешать радикальные эксперименты, такие как тот, в который я оказалась вовлечена, но ответ на вопрос о том, в какой степени мы позволим людям изменять себя, будет постоянно меняться. Совершенно нормально признать, что пока у нас нет ответов. Но как только мы увидим будущее, игнорировать его уже невозможно.
Доктор Лин говорит:
– Поскольку ты так решительно говоришь об этом, не могла бы ты провести обсуждение на эту тему во второй половине дня, когда придешь на урок?
– На самом деле после обеда мне нужно уйти, я еду в больницу.
Несколько секунд он смотрит на меня неподвижно, потом моргает, будто собирается записать свои впечатления обо мне в лабораторный журнал.
– Если это имеет для тебя какое-то значение, я голосовал за твой проект на уровне штата.
– Правда? Что ж, спасибо. Ну, я лучше пойду на урок.
– Удачи, Эйслин.
В оставшееся время я стараюсь поговорить с как можно большим числом друзей, поднимаю руку при каждой возможности и обнимаюсь с Джеком после каждого урока. Если школа сможет быть хотя бы вполовину такой хорошей, когда я вернусь, я буду счастлива. Когда приезжает мама, меня провожает целая толпа.
Пока мы едем в больницу, у меня не перестают дрожать ноги. Я напоминаю себе – нет никакой гарантии, что их средство сработает. В самом деле, у «противоядия» могут быть неожиданные побочные эффекты, или окажется опаснее, чем «харизма». Не в первый раз я размышляю о том, что «долина смерти» между тестированием на животных и клиническими испытаниями устлана не проектами, которые не получили финансирования, а людьми, которые подверглись экспериментальному лечению, потерпевшему полный провал. Нет, от таких мыслей никакого толку, только пульс ускоряется.