Вообще-то, самому молодому реальному военнослужащему 316-й стрелковой дивизии в 1941 году должно было быть минимум 18 лет, то есть он должен был быть минимум 1923 года рождения, таким образом, сейчас самому молодому панфиловцу должен идти 94-й год. А у нас их, оказывается, только в Москве целая группа всех возрастов. Надо же!
Правда, когда я столкнулся с Союзом евреев ветеранов и инвалидов войны, то оказалось, что по их уставу ветеранами и инвалидами считаются не только сами инвалиды, но и их дети и близкие родственники.
А иметь такой многочисленный колхоз, согласитесь, очень удобно для получения к праздникам обязательных подарков как от правительства России, так и Москвы, ну и от Израиля.
Может, и с ветеранами-панфиловцами то же самое?
Ладно, дело не в них, а почетном панфиловце Мединском.
Я с Мединским однажды участвовал в записи какой-то исторической телевизионной передачи лет 6–7 назад (в мои годы время летит быстро, и точно дат не упомнишь). И тогда Мединский начал рассказывать байку про то, как выселяемые кулаки бросали своих детей на пороги сельсоветов и эти дети умирали от голода и холода на полу этих учреждений. А до Мединского эту же байку, но в другой телепередаче, тоже с моим участием, рассказал Мотя Ганапольский, и я тогда над ним посмеялся. А тут Мединский – и опять дети кулаков?
Прерву рассказ о Мединском ради этой байки.
Недавно наткнулся, откуда у нее «ноги растут». Оказывается, байку разместил у себя некий блогер leg0ner, этой байкой он начинает подборку о кулаках, и в его исполнении эта байка звучит так:
«В конце 50-х годов, учитывая возраст и литературоведческую бесплодность, научного сотрудника Института мировой литературы Ивана Ивановича Чичерова отправили на пенсию. В этом Чичеров видел вопиющую несправедливость к нему – старому большевику. В числе пережитого Иван Иванович вспоминал, как он, молодой коммунист, по партийному призыву поехал в деревню проводить коллективизацию. При нем был небольшой вооруженный отряд. Они выгоняли всех, кого считали кулаками и подкулачниками, из изб и отправляли в гибельную ссылку. В этих насильственных действиях, по мнению Чичерова, была жесткая классовая необходимость. Выселение сопровождалось еще более ужасным событием. Обреченные на испытания люди понимали, что младенцы не выдержат мытарств. В ночь перед высылкой матери задворками пробирались к сельсовету и клали детей на крыльцо в надежде, что их – невинных – вырастят односельчане, чужие люди или государство.
Этих детей, рассказывал Чичеров, собирали у порогов всех окрестных сельсоветов, свозили в самую большую комнату самого крупного сельсовета и клали там на пол. Умевшие ползать ползали, неумевшие лежали на половицах в чем мать родила или в чем принесла. Послали “наверх” запрос, что делать с младенцами. Вскоре получили распоряжение: не позволять ни кормить, ни брать детей, так как, во-первых, младенцы классово чуждые, а во-вторых, следует пресечь порочную эксплуататорскую практику кулаков подбрасывать своих детей государству или беднякам. Какое-то время дети жалобно плакали, потом уставали и лишь изредка судорожно всхлипывали и, наконец, угасали от голода. Их хоронили в общей могиле».