Если же маг радеет за то дело, которому посвятил свою жизнь, то его жизнь коротка. Потому, как на горшок немного души требуется, а на воздушный замок — почти половина уходит. А как магу без души жить? Так же, как и человеку.
Ствол уже толщиной с руку, а кроны давно не достать. Теперь я не тяну дуб, а подталкиваю его снизу, обхватив ладонями ствол. Я слежу за ветвями, чтобы они оставались ровными, за листьями, за корнями. Обязательно нужна вода и питательные вещества, много солнечного света и воздуха определенного состава.
Всё это требует внимания, отнимает силу, но я справляюсь. Я знал, на что иду, и заранее подготовил нужные заклятия, разведал потоки силы, подтянул ближе требуемые вещества из почвы. И всё равно воды не хватает. Приходится доставлять ее из реки, останавливая грунтовые потоки и поворачивая их вспять. И не забывать следить за колодцами, чтобы случайно не зацепить их водоносные горизонты.
Дуб растет, выпускает новые ветви, раскрывает листочки, которые почти моментально буреют, скукоживаются и падают на землю, а на их месте тут же возникают новые. Опавшие разлагаются, впитываются почвой и возвращают питательные вещества корням.
Чем дерево старше, тем сложнее поддерживать его рост. Но нельзя останавливаться на середине дороги, когда должен пройти ее всю до конца.
Я знаю — что это такое — остановиться. Не сделать нужный шаг. Ждать его от другого. Другой…
— Что ты хочешь?! — Белль говорила резко, с надрывом, боясь не вовремя пустить слезу и показаться слабой.
— Это неважно. Тебе решать, — ответил я.
— Я хочу слышать твое мнение. Твое! А уж потом я решу.
— Зачем оно тебе? Ты же знаешь — мне под силу всё, — я не хвастался. Просто констатировал факт. Для придворного мага нет невыполнимых задач.
— Ах, вот как?! Значит, тебе всё равно?! — от возмущения Белль некрасиво покраснела и наморщила лоб.
— По большому счету — да…
— Вот и оставайся один! Живи как хочешь! Мне плевать и на тебя, и на твою силу! Кроме нее, тебя никто больше по-настоящему не интересует.
— Я не буду один. Сын всё равно останется со мной.
Белль зло посмотрела на меня и не стала отвечать. Повернулась и пошла прочь, задевая руками за стволы берез, срывая с них белые тонкие ленты коры, которые трепыхались на ветру, словно победные вымпелы.
Странно. Я думал, что она будет просить, умолять, устроит скандал, в конце концов. Тогда я уступлю, позволю ей почувствовать себя победительницей, и мы помиримся, чтобы никогда не расставаться.
Вышло наоборот.
Она ушла.
Навсегда.
Почему я не сказал ей всего, что чувствую к ней? Почему молчал? Думал, что это неважно? Познание людей никогда не было моей сильной стороной. Так ведь можно было спросить — никто не мешал.