- А! - коротко ответил Колин и наклонил голову, одновременно изо всех сил дергая веревки, связывающие его запястья за стволом дерева. Но ослабить узы не удавалось. Проклятье! Если бы только дотянуться до ножа, спрятанного в сапоге!
- Итак, - снова обратился виконт к своему караульщику, - эти, как их там, Граб и Кармайкл, хотят приписать весь успех себе?
- Сдается мне, что именно так.
- Уверен, ты прав, - кивнул виконт. - Вот ведь ловкачи. Но, знаешь, тебе, пожалуй, не стоило называть мне их имена.
Юнец выпучил глаза и немудряще выругался.
- Не беспокойся. Уверен, Граб и Кармайкл тебя не убьют.
- Не... Не произноси больше эти имена! - воскликнул разбойник, угрожающе размахивая пистолетом.
- Не думаю, что смогу вот так просто их забыть.
Юнец вскочил на ноги.
- Ты их забудешь, коли я тебя пристрелю!
- Но тогда ты окажешься в пренеприятной ситуации. Если Граб, Кармайкл и этот ваш главарь вернутся и обнаружат, что ты прикончил их ценного заложника, - Колин присвистнул, - ты после этого тоже недолго проживешь.
У разбойника затряслись руки.
- Я на такое не соглашался. Я должен был лишь постоять на стреме, пока они грабят.
- Конечно, не соглашался, - мягко произнес Колин. - Похищение пэра Англии? Это на тебя не похоже.
- Ведь правда? Я только хотел раздобыть несколько шиллингов, чтобы сводить свою милку на ярмарку.
- Купить ей какую-нибудь безделушку, запустить руки ей под юбку...
- Точно.
Чуть помолчав, Пэйн заявил:
- Вот что я тебе скажу. Видишь эти сапоги, что на мне? В любом городе за них дадут кругленькую сумму. Если ты меня развяжешь, можешь их себе забрать. А потом дуй отсюда, выручи за них деньги и отведи свою подружку на ярмарку. Когда власти кинутся разыскивать Граба и Кармайкла, - а их обязательно повесят, помяни мое слово, - ты уже будешь далеко. О тебе и не вспомнят. И я ведь даже не знаю твоего имени.
Недоверчиво глядя на виконта, юнец медленно приблизился к нему.
- У меня есть задумка получше. Может, мне снять с тебя сапоги, а после бросить тебя тут?
Приступ острого страха словно пронзил какую-то жизненно важную артерию, и из этой раны сильными толчками вытекло все самообладание Пэйна. От одной только мысли о том, что он останется один, привязанный к дереву, а потом наступит ночь, Колин чуть не взмолился, чтобы этот человек его пристрелил.
Но вместо этого он закрыл глаза и мысленно приказал себе: "Спокойно. Ведь именно этого ты и хотел. Ты же знал, как он поступит".
Всё еще держа пистолет одной рукой, юнец потянул другой рукой за левый сапог пленника.
- Так его ни за что не снять, - произнес Колин, стараясь казаться равнодушным, несмотря на стекающие по спине капли пота. - Тебе нужно отложить пистолет. Все равно я ничего не могу сделать, скрученный веревками.