Нейтральная территория (Порджес, Спинрад) - страница 109

Слеза повисла на кончике носа, и она смахнула ее.

— Сколько времени займет просмотр всей картины? — спросила она. — От начала до конца?

Адалти сложил свое оборудование. Другие глазороты суетливо погрузили его в луковицеобразную машину на широких шинах.

— Двадцать четыре ваших часа, — ответил он. — Многие увидят ее. Миллионы. Я бессмертен. Ты — тоже.

— Адалти! — Она едва не шагнула вперед, чтобы схватить его и сломать его тонкую шею.

— Прощай, Каринта Толбак. Мы больше не будем говорить. — Он шагнул в машину, и она помчалась прочь по песку и через несколько секунд исчезла.

Каринта никогда не понимала его, не поняла и в этот миг. Он был гением, принадлежащим чужой расе. Тридцать лет в двадцать четыре часа. «К черту такое искусство», — подумала Каринта. Она отдала бы каждую секунду из этих тридцати лет лишь за один полдень любви на высокой скале, под лучами солнца.

Она опустилась на колени в холодный песок, повернула лицо к солнцу и закрыла глаза.

Она не обратила внимания на тонкое жужжание летающей камеры, поймавшей эту финальную сцену…

Вечером, через день после того, как башни рухнули, я стоял у дорожных заграждений на углу Хаустон-стрит и ЛаГуардия Плейс, дожидаясь, пока сюда из Сохо[2] доберётся моя подруга Мэгз. Мы собирались вместе поужинать. Где-то в двух милях к югу, в небо, слегка извиваясь, поднимались столбы дыма. Задувал северо-восточный ветер, и по-прежнему держалась, словно призрак, та чудесная погода, что была одиннадцатого числа. А Гриннич-Виллидж[3] трагедия будто и не коснулась, там не чувствовалось этой гари.

Полтора дня я созерцал кадры горящих башен. И осознание того, что мы мало, чем могли помочь пострадавшим, угнетало ещё сильнее.

Пустые улицы в центре города принадлежали теперь исключительно транспорту службы спасения. Четырнадцатая — до Хаустон-стрит, превратилась в границу между Уэст- и Ист-Виллидж.[4] Людям, чтобы пересечь её и добраться до работы и дома, требовались специальные пропуска. Синие баррикадные «ежи» и фургоны без опознавательных знаков образовали этакую плотину, за которой стояло несколько полицейских, вспомогательный отряд, и ещё — гражданские с бэйджами на рубашках. Все они выглядели уставшими и подавленными.

У заграждений собралась небольшая толпа: кто-то, как и я, ждал друзей из южных районов; кто-то, у кого документы оказались не в порядке, — разрешения двигаться дальше в Сохо; кто-то просто вышел на улицу, чтобы не быть одному в эти дни солнца и шока. Время от времени кто-нибудь поглядывал вверх — на столбы дыма в небе над центром — и тут же отворачивался.