О ком она говорила? О Фабиане Плессене, своем брате, или о его приемном сыне? Да все равно, однако, их разговор складывался как-то трудновато.
— У вас есть под рукой его номер телефона? — спросила женщина. С трудом верилось, что ей уже семьдесят шесть лет. — Я хочу выразить ему свои соболезнования.
— Да, конечно, я вам его сейчас дам, только нам сначала нужно…
— Ах, прошу вас, дайте мне номер немедленно. Это действительно очень важно, и…
— Фрау Кайзер, — сказала Мона. — Сначала нам с вами нужно кое о чем поговорить. Потом вы получите номер телефона.
— Да, но о чем? Видите ли, я действительно ничего не знаю. Я же не видела моего брата уже много лет.
Как Мона могла сказать ей это? Что фрау Кайзер, вероятно, тоже находится в списке будущих жертв убийцы? Как это можно сказать кому-либо? И действительно ли существовала такая вероятность? Они с братом, как оказалось, вообще не поддерживали отношений. Она жила очень далеко, и, возможно, убийца даже ничего не знает о ее существовании. Стоило ли из-за весьма мнимой опасности наводить страх и ужас на старую женщин?
«В настоящий момент она — это все, что у нас есть», — подумала Мона, и понимание этого совсем не ободрило ее.
— Я хотела бы приехать к вам ненадолго, — услышала себя Мона — и почти одновременно представила, как будет сокрушаться Бергхаммер, рассуждая о том, все ли у нее в порядке с головой, раз она швыряется деньгами налогоплательщиков, чтобы слетать в Марбург лишь из-за какого-то весьма смутного подозрения.
— Это возможно? — все же спросила она. — Вы разрешите мне сегодня зайти к вам? Ненадолго?
— Ах так, я даже не знаю… Мы можем ведь все обсудить по телефону, и вам не надо будет специально приходить.
— Нет, все же это очень важно.
— Я считаю, что в этом нет никакой необходимости. У меня и в доме-то ничего нет. Мне даже и предложить вам нечего.
Моне пришлось подавить улыбку.
— Да ничего не нужно, — ответила она.
— Ну и прекрасно, — но в голосе старухи не было восторга.
Поняла ли она вообще, что Мона из комиссии по расследованию убийств?
— Я сегодня после обеда загляну к вам. Вам подходит время?
— Ну да. Я же все равно буду дома.
Сегодня после обеда. Времени оставалось мало. Может быть, Моне все же следовало предупредить ее? Попросить, чтобы она никого к себе не впускала? Мона отказалась от этой мысли.
Предположение было слишком неопределенным. Не стоило делать это.
Но зачем же она тогда вообще собралась к ней ехать?
— Значит, увидимся после обеда, — сказала Мона и решила оставить все, как есть, хотя что-то в ней говорило о…
Но в принципе, Мона не верила в интуицию. Интуицию приходилось привлекать тогда, когда не было понятно, что делать дальше.