— Нешто, думаешь, князь жив остался? Я так думаю, что наш обидчик к вечеру Богу душу отдаст.
— Нет! — покачал головой грузин. — Я хочу с ним еще раз драться, а теперь я ему только показал, какова у меня рука и каков верный глаз. Я метил в шею повыше кости, туда и попал. Боярин ваш жив будет, и я ему еще покажу, как оскорблять грузина.
Он победоносно посмотрел на молодого стрельца, ожидая от него изъявления восторгов. Но румяное веселое лицо того вдруг потемнело, в глазах отразились смущение и страх. Он взъерошил свои курчавые русые волосы, густо вившиеся вокруг его высокого белого лба, и с искренним сожалением проговорил:
— Эх-ма!.. Маха ты дал, что не убил…
— Разве я— убийца? — гордо спросил грузин. — Ты говоришь, он князь? Большой боярин? А разве он поступил со мной по-княжески? Бросился на меня, не предуведомив о нападении! Так только поганые персы поступают, а честные люди на бой идут открыто, при всем народе, во всем вооружении, и спор свой решают равным оружием, а не тем, кто больше ростом да большей силой наделен от Бога. Что ж? И я ведь поступил не по правилам боя, да уж разобидел князь меня руганью да насмешкой, ну и не вытерпел, немножко проучил его… Но убивать?.. Нет, я — не убийца, друг мой.
— Ну, так теперь он меня убьет! — досадливо заметил стрелец, принимаясь снова за сбитень и безнадежно махнув рукой.
— Ну, это еще как Бог рассудит. Мы ведь с вами одному Богу молимся. Он нас и рассудит.
— Да, как же, держи карман шире, станет князь Черкасский Божьего суда дожидаться. Пырнет он тебя где либо в закоулке и в Москву-реку сволочит. Вот тебе и вся недолга.
— Так поступают только разбойники…
— Ну, уж я там не знаю, как кто поступает, а только тебя, молодец, мне очень жаль, да и себя чуточку… Не успокоится боярин Григорий Сенкулеевич, пока врагов своих не изведет злою смертью. А как тебя величать, как по отчеству звать, добрый молодец?
— Князь Леон, Вахтангов Джавахов! — ответил грузин с нескрываемой гордостью.
— Прозвище мудреное! Ну, князь Леон, совет тебе мой добрый: уезжай-ка ты восвояси, пока еще ноги носят. Ведь иначе князь Черкасский сживет тебя со света белого, размечет твои косточки по ветру буйному. Улепетывай-ка поскорей в свое царство, если такое есть где на земле!
Грузин равнодушно выслушал его и при последних словах пожал только плечами.
Пров Степанович налил себе и ему вина и продолжал:
— Выпьем на дорожку, и с Богом! Если ты правду говоришь, что глаз твой верный и князь только ранен, то через неделю он очухается и примется тебя отыскивать, а ты уж будешь далеко, и ему будет тебя не достать. А я как-никак пока схоронюсь, хоть у батьки на хуторе. Да меня он за тобой-то, я так думаю, и позабыл: весь ведь он на тебя распалился. Ну, доброго пути! — и Дубнов залпом выпил плохое рейнское вино, которое подавалось в корчме.