Феномен «модельер» родился, конечно же, в беспокойном Париже, гостеприимном городе, куда стекались все фрики человечества и развивали там свои таланты. Румынско-еврейско-русской довольно деловой Соне где ещё светило стать звездой, как не в Париже, городе, обожавшем и фриков, и задохликов. И поощрявшем их.
Так и вижу её, уже измятую жизнью собачку, прикорнувшую на плечо Поля с его маслянистыми чёрными глазами, упорного, жизнебьющего фонтана, этого Поля, от которого её задохлость явно получила огромное удовольствие.
«Гуд бай, Соня!» – тебя уже нет среди нас. Если верить художнику Игорю Андрееву, лет за восемь до её смерти он присутствовал на открытии бутика Рикель на бульваре Сен-Жермен, то победоносная старушка-задохлик передала мне привет. Цитирую письмо Андреева:
«Нам выпала честь сопровождать Соню до лимузина, ожидающего у подъезда, она еле шла, опираясь на трость. Жаловалась, что даже с деньгами трудно жить, суставы болят… Лишь яркие, красного цвета волосы блестели неоновым оттенком над бледным лицом. “Лимонову передайте привет, он мне очень нравится”, – прощаясь, произнесла она».
Ну, что скончалась она, пусть и задохлик, в возрасте 86 лет, во главе целой Fashion-империи. Неплохо для болезненной дочки русско-румынской еврейской семьи. Так и прожила рыженькой. Задохликом. Отогреваясь на груди Парижа.
На спине у него были раны. Зажившие, конечно же. В одну из них можно было поместить пару фаланг указательного пальца. С некоторого расстояния рана выглядела как дополнительный вход в его тело. Тёмная такая расселина в скале. Я помню, что он нам свою дыру в спине охотно демонстрировал. Может, он поэтому и стал скульптором, от расселины (расщелины) в его собственном теле. Меня привели к нему где-то году в 1968-м, тогда у него была неудобная высокая и узкая мастерская на Сретенке.
«Там на Сретенке-старушке в полутемной мастерской, где на каменной подушке спит Владимир Луговской / скульптор Эрнст глину месит / Руководство МОСХа бесит / Не даёт уснуть Москве», – вспоминаю я стихотворный кусок его друга, тоже фронтовика, поэта Межирова, вот туда и привели. Предполагаю, что привели меня вместе с художником Вагричем Бахчаняном, приехав из Харькова, мы тогда ходили знакомиться со столичными знаменитостями вместе.
Невысокий, крепкий, подвижный, ещё не седые волосы, Эрнст (в 1968-м, получается, ему было всего 43 года) заставлял нас показывать работы и читать стихи. То ли ему действительно были небезразличны работы художников и стихи поэтов, то ли он играл в небезразличного мэтра, покровительствующего и приветствующего молодые таланты. А может, и то и другое. И чуть-чуть подлога, и искренний интерес.