«Или, наконец, вопли по поводу комитетов национального спасения. Почему вдруг их создание может быть антиконституционным? А каким образом была образована «Демократическая Россия»? Другие общественные организации? Разве не на основе инициативы группы людей? Тогда, если быть последовательными, давайте и их считать незаконными», — так ставит он вопрос в выступлении на встрече с партийным активом московского завода «Динамо» 4 февраля 1991 года. («Советская Россия», № 25, 5 февраля 1991 г.)
А, может, сценаристы истинного «переворота» заранее позаботились о расстановке нужных людей в нужных местах?
А что же главный идеолог этой партии Геннадий Андреевич Зюганов?
Надо сказать, что А.Проханов, желая возвысить своего коллегу по «Слову к народу», малость перестарался. Сравнивать «Слово к народу» с обращением Сталина к народу 3 июля 1941 года — все равно, что Зюганова поставить в один ряд с великим вождем советского народа. Это немыслимо, бестактно и кощунственно. После обращения Сталина вся страна была поднята на отпор врагу, вся страна работала на победу так же самоотверженно, как сражались на всех фронтах солдаты Великой Отечественной. После обращения Сталина последовали ДЕЛО, РАБОТА, БОРЬБА, и всем этим бессменно руководил Сталин, мобилизуя и направляя своей железной волей всю огромную страну на бой за Родину, за свободу.
Зюганов же, организовав и подписав «Слово к народу», которое заканчивалось проникновенными словами: «Россия, единственная, ненаглядная! — Она взывает о помощи», — преспокойно уехал в отпуск, чего не скрывает и он сам.
«19 августа застало меня, как и многих, далеко от Москвы. Я был на отдыхе на Северном Кавказе. Правда, отдыхом мое пребывание там можно было назвать лишь условно. Я много работал, читал, писал, готовил документы, но спасения от тревожных мыслей не находил ни в чем.
В то утро, как обычно, в 6 часов утра вышел на пробежку. Бегу, а навстречу мне знакомый министр. «Геннадий, ты знаешь — переворот!» «Где? — спрашиваю — Опять в Латинской Америке?» — «Нет, у нас».
Пошли мы тотчас в Москву звонить. Дозвонились в российский парламент. И я тогда страшно удивился, что там не были отключены телефоны. Наверное, в той же Латинской Америке любой сержант знает: первое, что надо сделать, это отключить связь.
Как я пережил эти дни — теперь вспоминать не хочется... Юдольные дни... Безвременье...», — вспоминает он в книге «Верность». (Г.Зюганов. «Верность», М., «Молодая гвардия», 2003 г., стр. 154.)
На самом деле «юдольные дни» Зюганов провел не так уж плохо. Когда, возможно, вдохновленное «Словом к народу», руководство СССР создало Государственный Комитет по чрезвычайному положению, Зюганов преспокойно нежился на лоне кавказской природы, по свидетельству одного из отдыхающих, с удовольствием играл в волейбол и в те три августовских дня, когда надо было поднимать Россию, и не подумал вернуться в Москву. Как сделал это маршал Советского Союза Сергей Федорович Ахромеев, который вернулся из Сочи в Москву, чтобы помочь ГКЧП и погибнуть вместе с ним. Или как сделал это рабочий-экскаваторщик Константин Николаев, который, вернувшись в Москву, сразу же стал обзванивать членов ЦК КПСС, чтобы собрать экстренный Пленум и наметить программу действий.