— А ведь как было просто, Анатолий Иванович, выйти из кабинета Павлова, поехать на Центральное телевидение и выйти в эфир в программе «Время» — так ведь?
— Вы знаете, очень большая иллюзия, что я мог куда-то позвонить, выйти и или поехать.
— За вами следили?
— Это я знал совершенно точно. Когда я снимал трубку, мне говорили, что связи или нет, или нет абонента и т.д. (Заметьте: вначале Лукьянов говорит, что за два дня он обзвонил 17 республик, множество обкомов и крайкомов, и к нему были сотни звонков, и тут же уверяет, что он не мог позвонить, выйти и поехать, ну прямо как будто был под арестом — Н.Г.)
— Сегодня Горбачев говорил о вас как о мерзавце, как о преступнике. Вы удивились?
— Кроме горечи, я ничего не ощутил. И — еще одного чувства... Время нас рассудит. Время докажет президенту мою правоту.
— Вы всегда были ему верны, Анатолий Иванович?
— У меня нет угрызений совести... ни по одному факту, ни по одному действию. Я ничего не совершал помимо его воли. А пройдет время... меня не будет, изменятся условия жизни и самого президента, потому что все сейчас... очень сложно, и в конце концов Михаил Сергеевич поймет, кто привел самолет в Форос. Кто включил связь... Кто на тысячах поворотов, которые были после 85-го года, в самых тупиковых ситуациях на съездах, на пленумах ЦК... кто всегда был на его стороне. И если на моем веку... мне удастся дожить, когда люди узнают... и оценят все, что я сделал хорошего и доброго, — я буду благодарить судьбу. Если не достанется — я так и уйду с этой горечью...
— Вы убеждены, что вас будут судить?
— В той ситуации, которая сейчас складывается, — суд неизбежен. Но я и на суде скажу то, в чем убежден. Я остаюсь... без партбилета, может быть, но все равно: я остаюсь коммунистом. Я связал себя с партией на всю жизнь, я буду очень твердо (сколько мне останется) выступать за Советский Союз как обновленную федерацию, за социалистические принципы, за советскую власть, которая присуща нашему строю, присуща России (она родилась здесь), буду выступать за социалистическую направленность советского общества.
— Значит, у вас в Кремле тоже был свой Форос, так получается?
— Не надо представлять меня как человека абсолютно свободного в своих действиях, это неверно.
— Безвыходная ситуация — так, Анатолий Иванович?
— Выходы, возможно, и были. Всегда есть какие-то выходы. Здесь же — так сложилось... вот я вам рассказываю, как было дело. А потом, с семи утра, пошла лавина запросов с мест. Мне надо было отвечать, отвечать, отвечать, отвечать... успокаивать людей — и все прочее. На чем я сконцентрировался? Во-первых, потребовал связи с президентом. Звонил ночью 19-го... даже раньше, 18-го числа, потом — 19-го и каждый раз мне отвечали: связи нет, связь нарушена и так далее. Я считал, что военные корабли в Форосе могут связать меня с президентом по моим каналам, но это не вышло... И тогда 20-го числа (в конце дня) и 21-го я принял все меры, чтобы мне предоставили самолет в Крым. Сказал, что, если не дадут самолет, я полечу своим ходом, чтобы узнать... и привезти президента сюда в любом состоянии, потому что без президента нельзя было проводить ни сессию, ни президиум...