Когда Новосельцева ознакомилась с моей курсовой работой, ее, как мне кажется, взяла легкая оторопь: “Вы обильно цитируете Библию, - заметила она, - но ни разу не удосужились процитировать документы партии по данному вопросу”. В конечном итоге за курсовую работу я получил “удовлетворительный” динарий и был вполне счастлив.
Проблем по учебе у меня не было. Правда, на втором курсе меня хотели отчислить с военной кафедры, что автоматически означало отчисление из университета. А произошло это по причине моего ироничного отношения к обучению военному делу студентов университета, особенно тех, кто уже выполнил свой конституционный долг и отслужил обязательную службу в Армии или на Флоте. У меня за плечами было три года и три месяца службы в ракетных войсках, из них – восемь месяцев беспощадной муштры в сержантской школе, остальное – в глухих лесах Прикарпатья на Западной Украине с бесконечными боевыми дежурствами по охране безопасности нашей Родины Союза Советских Социалистических республик, когда любая отлучка на две минуты за пределы обнесенной колючей проволокой войсковой части могла обернуться двумя годами дисциплинарного батальона. Самым тяжелым для меня был “дембельный” 1967 год. В сентябре того года Израиль напал войной на Ливан, Палестину, Сирию и за семь дней войны оккупировал палестинские земли к западу от реки Иордан, Голландские высоты и часть территории Ливана. Много позднее мои сирийские друзья Кадрий (?) и Омар Багдаш повезли меня полюбоваться панорамой ночного Дамаска, с тех горных высот, где во время “семидневной” стояли советские ракетные установки класса “земля-воздух”. То было настолько высокоточное оружие, что из ста израильских самолетов, вылетевших бомбить Дамаск до древнейшего города земли долетел всего один бомбардировщик и тот в панике сбросил свой смертоносный груз куда попало. И все-таки, по большому счету в 1967 году израильскую агрессию, а возможно, и новую мировую бойню остановил стратегический ракетно-ядерный щит СССР, сработанный по чертежам великого конструктора Сергея Королева. В первые же часы войны на Ближнем Востоке наша ракетная часть была поднята по боевой тревоге. И пока мы, заправщики топлива, забирали на складах боевое топливо, над нами к юго-востоку на бреющем полете проносились эскадрильи МИГов. На стартовой площадке поступила команда выкатить из ангаров и расчехлить боевые “изделия”. Еще через несколько минут к 25-метровой ракете стыковалась ядерная боеголовка, чего раньше ни на каких учениях, даже самых серьезных, не было. В тот день наша батарея, как и все советские ракетные войска стратегического назначения, были переведены в состояние постоянной повышенной боеготовности, до команды “пуск” оставались считанные минуты. В течение недели мы не покидали пусковые площадки. Израиль и его покровители в США были прекрасно осведомлены о возможностях и точности ракет конструктора Королева, о надежности ракетных двигателей конструкторского бюро Глушко, на которых поднимали на околоземную орбиту первые искусственные спутники и первого в мире космонавта Юрия Гагарина. Знал “цивилизованный” хищник и о том, что советские ракетчики – офицеры, сержанты, солдаты – готовы сгореть в атомном пламени, но приказ на пуск своих ракет выполнят. В 1967 году ракетно-ядерный аргумент СССР стал главным в глобальном, то и дело переходящем в открытую драку, споре труда и капитала. Я до сих пор горжусь и считаю, что мне, сержанту ракетных войск стратегического назначения, довелось в те дни с классным оружием в руках защищать интересы труда в мировом масштабе...