. Для американцев же такой вариант долгое время был неприемлемым – в нарушение условий ДНЯО Вашингтон требовал от Тегерана полного и безоговорочного отказа от ядерной программы.
Обаме нужно отдать должное – он сумел отправить этих коров на мясо и решил дать дипломатии шанс преуспеть там, где не преуспела угроза силы. Хотя бы для того, чтобы, в случае провала дипломатии, американское вторжение в Иран можно было бы позиционировать как безальтернативный, а потому легитимный вариант предотвращения ядерного апокалипсиса на Ближнем Востоке. Как писала New York Times, гораздо лучше, если решение о войне будет принято храбрыми голубями, нежели трусливыми ястребами [324]. Однако для того, чтобы запустить переговорный процесс, нужен был и шаг навстречу со стороны Ирана, ребрендинг его агрессивного руководства. Все это американцы получили после прошедших в середине 2013 года президентских выборов в Иране.
Эти выборы с результатом 50,88 % выиграл уже в первом туре умеренный (по иранским меркам, естественно) кандидат Хасан Роухани. Таково было решение не только народа (обеспечившего чуть ли не рекордную за последнее время явку в 70 %), но и значительной части иранской элиты, включая рахбара Али Хаменеи.
Победа Роухани и его поддержка широкими слоями населения были обусловлены прежде всего надеждами электората на лучшую жизнь. Да, иранцы готовы были терпеть лишения, но при этом для них идеи «защиты суверенитета» и «отказа от компромисса с Западом» не были тождественными. Будущий президент же обещал найти взаимопонимание с американцами и, сохранив за Ираном право на ядерную программу, добиться снятия санкций. «Я лишь хочу, чтобы в страну вернулась умеренность. Экстремизм мне неприятен, мы из-за него потеряли слишком много», – заявил Роухани [325]. Потерь от неразумной политики действительно было много. По официальным данным, уровень инфляции в стране составлял более 32 %, по неофициальным – все 40. Цены на ряд продуктов – курятину, масло, баранину – серьезно выросли. Покупать их стало не на что – 40 % жителей страны жило за чертой бедности [326]. Дошло до того, что в конце 2012 года министр внутренних дел предложил исключить из иранских сериалов сцены, где люди едят мясо. Если говорить о более высоких материях, то в целом же за первую половину 2013 года ВВП упал на 1,3 %, объем добычи нефти, в 2010 году превышавший 4 миллиона баррелей в день, рухнул ниже 3 миллионов [327].
Однако лучшая жизнь касалась не только отмены санкций (о том, что они принудят американцев снять ограничения, говорили и многие другие кандидаты). Роухани пошел дальше и пообещал уставшим от духовных ограничений горожанам свободу. «Государство не должно брать на себя все функции по управлению нашей культурной жизнью», – говорил Роухани, открыто намекая на недопустимость дальнейшего жесткого контроля за соблюдениями исламских норм. Для людей это был не простой миф – они помнили о свободах, которые были в Иране в период президентства Мохаммада Хатами и которые свернул Махмуд Ахмадинежад