. Вашингтон же предъявлял иранцам захват американского посольства в Тегеране в 2009 году, причастность Ирана к подрыву американских казарм в Ливане в 1983 году, ряд террористических актов, а также поддержку шиитских боевиков в Ираке, в ходе борьбы с которыми погибли тысячи американских военных.
В-третьих, Вашингтон должен был признать иранцев не сборищем сумасшедших и недоговороспособных аятолл, а полноценным партнером по диалогу. Ведь, по сути, иранское руководство вполне прагматично и не склонно к суицидальным наклонностям. Да, в Иране религиозный фактор и антиамериканизм играют большую роль, да, иранцы известны своей «восточной дипломатией», элементом которой является готовность кинуть оппонента в удобный момент. Однако, если соглашение с американцами приносило бы ИРИ пользу в виде снятия санкций и резкого роста экономической мощи, его не стали бы нарушать, возвращаясь тем самым к санкциям и угрозе войны. Тегеран уверял, что не собирается взрывать ситуацию у соседей. «Иран и арабские страны в одной лодке. Если она потонет, ко дну пойдут все, кто находится на борту», – формулировал эту мысль позднее министр иностранных дел Ирана Мохаммад Джавад Зариф [321]. Американцам сложно было в это поверить, и, говоря об ирано-арабских отношениях, они скорее вспоминали притчу о скорпионе и лягушке. Когда скорпион попросил лягушку переправить его через реку, лягушка тоже думала, что они в одной лодке. Но скорпион посередине реки ее ужалил и, когда они оба шли ко дну, флегматично сказал: «Ничего не могу с собой поделать, такова моя природа». Природа шиитских персов и суннитских арабов такова, что жалить они друг друга будут в любых обстоятельствах и в любых лодках. И чем более религиозна страна, считали в Вашингтоне, тем больше вероятность того, что она будет проявлять свою природу.
В-четвертых, американцам нужно было соглашаться на принципиальное условие Ирана – сохранение за ним ядерной программы. «Формула проста – мы избавляем вас от ваших опасений, а вы признаете за нами наши права на мирный атом, включая обогащение», – говорил глава Организации по атомной энергии Ирана Али Акбар Салехи [322]. При этом избавлять Запад от опасений чиновник предлагал по-разному. «Мы готовы добровольно принять на себя обязательство не обогащать уран более чем на 5 %, если нам при этом дадут четкие гарантии того, что, если нам вдруг понадобится уран, обогащенный более чем на 5 %, мы его получим, – предлагал Али Акбар Салехи. – А также применить любые средства и механизмы, подписать любые конвенции и пойти на любые гарантии для того, чтобы снять обеспокоенность противоположной стороны»