) и превратить, условно говоря, Исламскую Республику в Военную. Аятоллы хотели отыграться.
Парадоксально, но свой вклад в победу «реформиста» Хасана Роухани внес и сам рахбар Али Хаменеи. Не потому, что испытывал большую любовь к Роухани или к реформистскому лагерю, – Хаменеи просто посчитал, что такой президент выгоден как Ирану, так и его рахбару.
Изначально Хаменеи поддерживал другого кандидата, Саида Джалили. Статус «живого мученика» (Джалили потерял ногу во время ирано-иракской войны), пятно на лбу от постоянных молитв и беспрекословное признание авторитета Хаменеи делало его идеальным кандидатом с точки зрения тогдашней власти. Ставка не сыграла, Джалили занял лишь третье место. Однако ничто не мешало Хаменеи поддержать второго кандидата (мэра Тегерана Мохаммеда Багера Галибафа) и консолидировать вокруг него голоса во втором туре. Для этого нужно было лишь немного фальсифицировать или хотя бы оспорить итоги первого, победного для Роухани тура и лишить его менее 1 % голосов. Однако вместо этого рахбар признал победу ставленника его противников и благословил его на власть.
Решение рахбара объясняется рядом причин. Во-первых, нежеланием раскачивать лодку. Хаменеи видел энтузиазм сторонников Роухани и не желал повторения «Зеленой революции» образца 2009 года. В этот раз, учитывая последствия санкций, она могла привести к серьезному ослаблению легитимности и даже свержению правящего режима.
Во-вторых, желанием восстановить внутриполитический баланс. У чрезмерно усиливающихся военных начали эволюционировать политические взгляды, и власть Хаменеи их начала тяготить. Дошло до того, что тогдашний президент Махмуд Ахмадинежад захотел стать настоящим президентом (в иранском табеле о рангах главой государства является рахбар, а президент – скорее управляющий по хозяйству) и начал оспаривать право Али Хаменеи принимать окончательные решения по тем или иным вопросам. И когда близкий соратник Ахмадинежада Эсфандияр Машаи заявил о необходимости превращения Ирана в светскую республику, он получил серьезную поддержку со стороны руководителей среднего звена КСИР.
Речь шла не просто о проблемах для власти рахбара, а об угрозе существованию самого Ирана, ведь все понимают, что приход на смену идеологии Исламской Республики идеологии персидского национализма станет гибельным для государства трендом. Что происходит в случае замены наднациональной идеи на национальную в многонациональной стране, где титульная нация составляет примерно половину населения, а между всеми живущими народами есть определенные исторические проблемы, можно прекрасно увидеть на примере СССР. 70 лет советского коммунизма не смогли победить национализм, не смогли и 34 года иранской концепции Исламской Республики. «Национализм-то после революции никуда не исчез, он просто уступил лидирующее место религиозному тренду. Если сегодня пообщаться с представителями неидеологизированной иранской профессуры и интеллигенции – физиками, математиками и т.п., – они будут говорить об архетипах персидской нации, а не об идеалах Исламской Республики», – поясняет Севак Саруханян.