— Вот скоро за мной придут и увезут в столицу. Я стану настоящим императором и прикажу отрубить тебе голову, — царевич ткнул рукой в сторону майора. — Слышишь? Слышишь?! — и, не в силах сдержать слез, горько заплакал, прижавшись лбом к переднику Марты.
— Поплачь, поплачь, миленький, — зашептала она, — легче станет.
— Поесть спокойно не дадите, — заворчал майор, усаживаясь на место. Будешь себя и дальше так вести, то одного кормить стану.
— Лучше совсем одному жить, чем с такой свиньей, как ты, — выкрикнул Иван Антонович, оторвавшись от своей защитницы.
— Хватит вам, хватит, кушать давайте, — Марта легонько погладила его по голове, повернула царевича к столу, — не обращай на него внимания. Ты ведь знаешь, кто ты, и ладно…
— Эй, поосторожнее, — выкрикнул майор, взмахнув ложкой, — а то, не ровен час, услышит кто.
— Да кто услышит? Дверь закрыта на крюк, никто не сунется. А если и услышат, тогда что?
— В Сибирь сошлют, язык отрежут, — нахмурился Миллер.
— Может, оно и к лучшему, без языка жить, а то сил моих нет выносить, что вы тут с ним делаете. Я бы сейчас и в Сибирь согласилась ехать, чем взаперти жить вот так.
— Через год — другой сменят, чин повысят вне срока, — с полным ртом проговорил Миллер.
На этом разговор закончился, и после обеда, помолившись на икону, Иван Антонович отправился в свою спальню, куда немедленно явился и его страж, блаженно почесывая заметно выросший от безделья животик.
— Может, в картишки сыграем, а? — просительно обратился он. Обычно, когда Иван Антонович пребывал в хорошем расположении духа, они после обеда около часа играли в карты.
— Если будешь называть, как положено, то стану играть, — заявил царевич.
— Ой, да будь по–твоему, — запыхтел Миллер, — только никому не говори о том. Хорошо?
— Может, и не скажу, а может… Я все–таки император и должен сам решать, а не слушать всех и всякого.
— Вот и поговори с тобой, — Миллер в сердцах притопнул ногой и повернулся, собираясь уйти, но представил, что и в столовой ему делать совершенно нечего, читать же он был небольшой охотник, а Марта… Марта который день сердилась на него без видимой причины. — Будь по–твоему, повторил он, поворачиваясь. — Как тебя называть?
— Сам знаешь, — ответил Иван Антонович и прищурил глаза.
— Хорошо, ваше величество.
— Давно бы так, — улыбнулся тот, и майора поразило, сколь царственна была его улыбка, — неси карты, но, чур, я раздаю…