— Так ты уж загонял своего Валета, — кивнул он на пименовского коня, который тяжело дышал, вздымая бока.
— Да чего ему станется?! По Пятницкой из конца в конец проехал, чтоб поразмять чуток.
— Тяжел он у тебя на ходу, — покачал головой Василий Зубарев, — чаще проминать надо.
— Когда? Ты мои дела знаешь: сегодня здесь, а завтра… айда куда подале, — весело кричал Пименов, сверкая темными цыганскими глазами. Весь город знал о его неусидчивости, буйном норове, когда он мог сорваться посреди ночи, уехать, не сказав домашним ни слова, прямо в канун великого поста, а вернуться обратно лишь к концу лета. Всеми делами управляла его жена, Софья Ниловна, держа дом и хозяйство в кулаке, ведя торговлю в отсутствие мужа.
— Так едем на реку? Помню, как обставил меня на масляну неделю, помню, опробуем на этот разок?
— Оно можно, — неожиданно легко согласился Зубарев, — только я с сыном сегодня, а ты вон пустой, — и Иван понял, отец хитрит, клонит к чему–то своему, — Ты бы, Василий, тожесь кого в санки посадил для равности…
— Счас, найдем дорогой кого из знакомых, — не задумываясь, согласился Пименов, — а и винца выпить нам с тобой не мешало бы. А? Чего скажешь?
— После, после, — мягко улыбнулся Зубарев, — ты лучше дочку свою с собой возьми, Наталью, — тут только до Ивана дошло, куда клонит отец, и он вспомнил вчерашний разговор о женитьбе, густо покраснел, отвел глаза, словно его уличили в чем–то нехорошем.
— Наталью? — все так же весело вскричал Пименов. — А почему и нет? Она давеча со мной просилась, да, думаю, не бабье то дело с мужиками на санках наперегонки кататься. А коль ты настаиваешь, то непременно захватим. Езжайте наперед, а я развернусь пока, — и он громко гикнул на своего Валета, привставая на санках и разворачиваясь прямо посреди улицы.
Иван хорошо знал дом Пименовых, стоящий на углу Пятницкой улицы, где жили многие городские богатеи. Отец когда–то крепко дружил с Василием, но потом пути их разошлись, в чем–то они не поладили, хотя друзьями остались, тем более оба были завзятыми лошадниками, и при случае каждый старался отличиться хоть в чем–то, хвастаясь вновь купленными лошадьми, санками, сбруей. Может быть, благодаря Пименову и держал до сих пор Василий Павлович выездных жеребцов, пробовал даже как–то вывести свою породу, но обходилось это дело недешево. Сколько раз зарекался бросить все, продать и санки, и дорогую сбрую, но в последний момент что–то останавливало его, откладывал до весны, до осени и не мог признаться сам себе, что ему прежде всего жалко расставаться со всей той удалью, радостью, хлещущей через край в праздничные дни во время подобных выездов.