— Тебе бы, Михаила Васильевич, с медведями бороться, а не… — он отошел к своему месту, скривившись от боли и не закончив мысль.
— А то как же, — принял за чистую монету сказанное Ломоносов, — у меня и прозвание такое: Ломо–нос, значит, носы ломать. Батюшка, царство ему небесное, у меня силен был, а про деда сказывали, будто мог мельничный жернов на спине на горку один, без помощников, втащить.
— Избави нас, Господь, от таких товарищей–друзей, а от врагов мы сами отобьемся, — сказал шепотком на ухо графу Воронцову Петр Иванович и косо глянул на Ломоносова. Но тот или обладал удивительно острым слухом, или просто–напросто угадал смысл сказанного, неожиданно дерзко заявил:
— А ты, граф, как погляжу, все наушничаешь, все шепчешься, а кто тебе друг, кто враг и не видишь. Э–э–э, — махнул он здоровенной своей рукой, — да и ни к чему это тебе видеть. Пойду я, извиняйте, коль что не так, — грузно со вздохом поднялся он из–за стола, шумно отодвигая далеко от себя обитый позолоченной кожей резной стул. — Понимаю, не ко двору… — и, бухая по паркету тяжелыми башмаками, не оборачиваясь, пошел к двери.
— Куда ты? Михайло Васильевич? — вскочил Иван Иванович, но Петр Иванович так сверкнул на него из–под кустистых бровей сощуренными глазами, что он тут же без слов опустился на место.
— Помни, кто ты, а кто он, — укоризненно проговорил Петр Иванович, и добавил, — Шувалов, — и со значением поднял вверх указательный палец.
Вечером того же дня, когда уже совсем стемнело, и на улицах редко можно было встретить запоздалого прохожего, и лишь будочники время от времени выглядывали из своих заиндевелых холодных, насквозь продуваемых невскими ветрами сооружений, в дом графа Алексея Петровича Бестужева—Рюмина осторожно постучали. Граф, видно, ждал этого и отправился открывать сам, столкнувшись в прихожей со старым своим привратником, что шел, позевывая и не спеша, к входной двери, держа в одной руке свечу.
— То ко мне, — остановил его граф, и тот послушно кивнул, поплелся обратно, за свою долгую службу привыкнув к частым ночным посетителям в доме хозяина. — Кто? — спросил Алексей Петрович через дверь, не спеша открывать.
— Я, — отозвался голос с улицы и, чуть помолчав, глухо добавил, Лукьян Васильев, ваше высокопревосходительство.
Лишь после этого граф открыл тяжелый запор, выглянул за дверь, сжимая в кармане халата заряженный всегда в подобных случаях пистолет со взведенным курком, и, убедившись, что это действительно тот, кого он поджидал, облегченно вздохнул и отступил в сторону. — Никого у ворот не встретил? спросил вошедшего, которым оказался лакей из дома графа Ивана Ивановича Шувалова.