— Сынок, родной, да, что случилось? — прохладная рука матери, ложится мне на лоб.
— Ты мне звонила. Я думал, что то страшное произошло.
— Нет, родной. Я не беспокоила тебя — удивленно говорит мать, — Мы с Глашей ходили по магазинам, а потом перекусили в кафе и домой вернулись. Я не звонила.
— Ты хочешь сказать, я сумасшедший? — взрываюсь, оттолкнув материнскую руку. — Я, чуть не обезумел, мать вашу — уже ору, чувствуя, опустошительную ярость. Глаша опрометью бросается в кухню, откуда тут же появляется, неся в руке шприц с успокоительным. «Всю жизнь они живут, как на вулкане» — мелькает мысль, и я чувствую укол в предплечье. Даже не сопротивляюсь, это бессмысленно. Сейчас мне станет легко и спокойно. В кармане, разрываясь, звонит телефон. Я достаю его дрожащей рукой. На табло написано «Мама».
— Здравствуй, ублюдок, — слышу хриплый мужской голос, несущийся из мембраны. Кровь гудит в ушах. — Испугался? Давай играть. Я, чур, догоняю. — Кто ты? — шепчу, чувствуя липкое спокойствие, вызванное лекарством.
— Ужас, летящий на крыльях ночи. Черный плащ — надтреснутый смех моего собеседника, отвратителен. Я знаю его, но никак не могу вспомнить, откуда мне знаком этот голос. Словно отрезало, дежа вю. — Мамуля твоя, милосердная женщина. Потому, она, пока, жива — выделяет он голосом, слово «пока».
— Кто ты? — кричу я, телефон в моей руке, словно омерзительная змея, которую я, как не хочу, не могу откинуть, мучая себя.
— Тот, кого ты давно похоронил, сопляк — выдыхает трубка. — Я вернулся.
— Кто это был, родной? — спрашивает мама, с испугом глядя на меня — Может полицию вызвать?
— Не стоит, — отвечаю я. Лекарство больше не действует, его выжег адреналин, бушующий в крови. Я улыбаюсь, хотя сердце сжали ледяные щупальца ужаса — Шуточки у Давида, абсолютно дурацкие.
— Кстати, мама, где твой телефон?
— Ой, вот я растяпа, наверное, опять в кафе оставила — говорит мать, перерыв свою сумочку, — Тот мужчина меня отвлек, я его и положила на край стола. Глаша, ты не помнишь?
— Какой мужчина, — спрашиваю, понимая, что вразумительного ответа не дождусь.
— Очень милый, он на деток больных деньги собирает, фотографии показывал. Жалко ребят. Один мальчик, просто твоя копия, в детстве — чуть не плачет мама. — Я дала немного, и от расстройства, видимо, и проворонила трубку.
— Сколько раз говорить, это мошенники — устало бубню я в сотый раз, но слова уходят в пустоту.
— А вдруг — нет — непробиваемо говорит родительница. Усталость наваливается на меня, придавливает, словно камнем.
Кэт
— Катя, можно мне войти? — Стелла, кричит из- за двери, колотя в нее кулаком. — Я вхожу — угрожает она, не желая успокаиваться.