Несколько месяцев спустя, когда Джорджина проснулась среди ночи, вся в слезах, на кровать к ней подсел отец.
- Я уже совсем забыла, как разговаривала мама, - пожаловалась она. - Я забыла её запах, не помню даже, как она выглядела.
На следующее утро, проснувшись, Джорджина нашла на своей тумбочке ту самую мамину фотографию, которую больше всех любила, и наполовину использованный флакончик духов. Отец ни словом об этом не обмолвился.
Чувство вины не покидало Джорджину и её брата ещё долгие годы. Почему умерла именно моя мама? Почему не бабушка? Или не я? Как она могла бросить меня на произвол судьбы? Знай я наперед, что случится, я была бы с ней поласковее. Простит ли она меня когда-нибудь за те ужасные слова, что я ей наговорила?
Сама Джорджина простила маму давным-давно. Теперь же, сидя на лоджии со стаканом вина, она молила бога, чтобы и мама её простила.
Рано утром её разбудил телефон. Звонил Майк. Была суббота, шесть утра, и яркие солнечные лучи уже пробивались сквозь белые жалюзи на окне.
- Она украла у нас ещё одну бомбу! - с места в карьер возвестил Майк.
- Кто? - оторопело спросила Джорджина, пытаясь стряхнуть с себя остатки сна.
- Эта стерва Шарон - кто еще! - взбешенно проорал Майк.
В течение нескольких недель их фоторепортеры караулили известную телезвезду, ведущую популярного шоу, пытаясь уличить её в супружеской неверности, и наконец долгие ночные бдения оправдались с лихвой. Во время очередной командировки её мужа, фоторепортер подстерег влюбленную парочку в пять утра. Любовник выходил из её дома, а телезвезда, в одной ночной рубашке, едва прикрывавшей пупок, легкомысленно вышла на крыльцо, чтобы поцеловаться с ним на прощанье. Снимки получились грандиозные.
И вот только что, по словам Майка, эти фотографии вкупе с разоблачительной статьей появились на первой полосе "Сатердей Трибьюн".
- Она за это поплатится, - процедила Джорджина, побелев от гнева.
У Келли было несколько жизненных принципов. Один из них звучал так: "Раздевайся наповал". Стоя перед высоченным, во всю стену, зеркалом, она с наслаждением любовалась собой.
Она прекрасно знала, что в новых туфлях на толстенных платформах будет возвышаться над Дугласом на целую голову, однако туфли эти придадут её ногам особый шик, а именно женские ножки всегда были и оставались главной слабостью Дугласа. Черные чулки с кружевным верхом от Уолфорда и ручной выделки лиф в талию подчеркивали изысканную эротичность глубокого декольте.
Невероятно, подумала Келли. Дуглас даже не замечал, как изменилась форма её грудей, пока не получил астрономический счет из нью-йоркской клиники, в которой Келли делали пластическую операцию. Как ни крутила перед ним Келли обновленным бюстом, Дуглас упорно не обращал на неё внимания. Черт бы его побрал!