Холлоуэй пробежал глазами титульный лист.
ПЕРЕХОД "ТРИБЬЮН" НА ЕЖЕДНЕВНЫЙ ВЫПУСК.
ПЛАН.
На второй странице были отпечатаны лишь четыре ключевых вывода:
- издательские расходы снижаются на 25%;
- тираж и годовой доход вырастают на 6%;
- доход от рекламы увеличивается на 10%;
- общая прибыль вырастает на 20%.
На третьей странице была изображена схема управленческого аппарата. В верхнем прямоугольнике значилось: главный редактор - Джорджина Харрисон. Шарон в схеме не фигурировала вовсе.
Холлоуэй закрыл папку и вложил её в свой кейс.
- Что ж, с виду впечатляет. Завтра я покажу это финансовому директору, чтобы проверил все расчеты.
- С расчетами все в порядке, - сухо сказала Джорджина.
- И что-то я не заметил, какой пост ты отводишь Шарон, - с улыбкой произнес Дуглас.
- В моей схеме место для Шарон не предусмотрено, - отрезала Джорджина. - Кардинальные перемены требуют жестких решений, Дуглас. Вы сами меня этому учили.
Дуглас Холлоуэй привстал, церемонно поцеловал её и на прощание попросил пообещать, что завтра утром она соберет персонал и официально объявит, что никуда не уходит, а остается на своем посту.
- По правде говоря, - заметил он, словно спохватившись, - Шарон в последнее время заботит меня. Похоже, у неё начался серьезный жизненный кризис. То ли за ускользающей юностью гонится, то ли ещё за чем. Ты видела, в чем она заявилась на заседание Совета директоров?
Впервые за весь вечер Джорджина позволила себе улыбнуться.
После ухода Дугласа, Джорджина жестом попросила подать счет, но затем передумала и заказала ещё бокал шампанского. Похоже, встреча удалась. Все прошло по намеченному плану. Дуглас заглотал её наживку вместе с крючком. Она прекрасно понимала, что предложенный ею документ по всем статьям превосходит вариант, который на следующий день собиралась представить Шарон. Как по заявленным результатам, так и по тщательности проработки. Что бы ни случилось потом, в этой битве она одержала верх. И отступать теперь не имела права. Никакой пощады сопернице!
Однако больше всего Джорджину радовало, что, пожалуй, впервые за последних семь лет она не уступила Дугласу и поддалась на его излюбленную уловку "как ты могла... после всего, что я для тебя сделал?" И тем не менее её разозлило, что Дуглас снова пустил в ход этот избитый прием. Но ещё больше разозлила её собственная реакция: видя Дугласа насквозь, она все же почувствовала себя виноватой. Это был чувствительный щелчок по её самолюбию.
В лучшие дни Джорджине удавалось убедить себя, что заслуга Дугласа в её стремительной карьере не столь уж велика. Что она сама всего добилась. В худшие дни она сознавала, что обязана Дугласу всем.