Триумф и трагедия советской космонавтики (Давыдов) - страница 38

Зов жажды, зов обезвоженного тела торопит сделать рывок, прыжок к этим бутылькам. Они подавляют чувство собственного достоинства, чувство гордости. Я с трудом преодолеваю этот инстинкт и подхожу к воде. Бутылек в руках. И тут прорвало! Я, захлебываясь, пью. Чувствую, как плещет мне на опаленные веки, в глаза прохладная влага. Она растворяет выступившую соль. И от этого появляется резь. Я пугаюсь и несколькими пригоршнями промываю глаза. И снова пью, пью… Я не замечаю встревоженных лиц врача и пограничников. Допив первый бутылек, я потянулся ко второму.

— Подожди, идем взвесимся, — зовет врач.

Не хочется ждать, хочу пить! Мои глаза боятся выпустить из поля зрения второй бутылек. Подхожу к весам, становлюсь. Врач взвешивает и качает головой.

— Посмотри на градусник, — приказывает он солдату. Тот подходит к навесу и оттуда кричит:

— Пятьдесят четыре!

Мне «повезло» — этот эксперимент я проводил в один из самых жарких дней в этом году в Марах. За пять часов перехода в пустыне я потерял почти десять килограмм.

Допиваю второй бутылек. Чувствую, что желудок уже заполнен водой. Но глаза видят воду и просят пить. И я пью. Боюсь выпустить бутылек из рук. Организм постепенно насыщается влагой.

^{>Космонавты Михаил Бурдаев (стоит) и Владимир Коваленок определяют место по Солнцу}

Потом, не однажды, вспоминая эту ситуацию, я анализировал свое психическое состояние. Несмотря на то видимое спокойствие, с которым я подходил к воде, думаю, что, если бы мне поставили в тот момент условие: становись на колени и на коленях ползи к воде — я, скорее всего, стал бы на колени и пополз. Ни самолюбия, ни гордости у меня не хватило бы, чтобы при наличии воды умереть от жажды. Это был психологический стресс, который зафиксировался в памяти. И до сих пор от таких воспоминаний у меня сначала сохнет во рту, а потом обильно выделяется слюна. Видимо, это — на всю оставшуюся жизнь.

Через полчаса езды мы оказались в тени чинар вблизи струящихся арыков. А еще через несколько минут в объятиях быстротекущего мутного Мургаба, протекающего недалеко от погранучилища.

В гостинице меня ждала приятная неожиданность. Я застал всю нашу группу в холле в белых намоченных простынях, обдуваемых вентилятором. На столе стоял жбан с пивом.

— Тебе персонально, — Коля Рукавишников указал на холодильник.

Там стояли два запотевших графина с пивом. Космонавты с любопытством наблюдали, как я опустошил их.

Вечером на рыбалке я рассказывал всем об эмоциях этого дня.

Но на этом мои встречи с пустыней не кончились. Говорят: «Лиха беда начало!»