Интуиция говорит Феррану, что перед ним золотая россыпь, не замеченная проницательными златоискателями прошлого в недрах старой Парижской библиотеки. Интуиция стучит в сердце, а рядом бьется мысль: монументальный
8
свод «К.е1аПопз...», которому отдано так много тончайшего труда, не полон, картина не высветлена в важнейших деталях. Пятидесятилетний ученый, только что завершив огромное, незыблемое, как казалось ему, исследование, принимается ш новое. Без лоцманов, словно самый ранний мореплаватель древности, он решительно отчаливает от берега и плывет по неведомым волнам к неизвестному краю суши за горизонтом.
...Отходят назад строка за строкой, лист за листом. Идут годы. Интуиция сменилась точным знанием. Теперь, на пороге 20-х годов нашего века, Феррану известно многое из того, во что и хотелось и трудно было верить. Перед взором, то недоверчивым, то распаляющимся в предвкушении новых откровений, встает галерея образов: арабский мореход, задумывающийся об истоках искусства судовождения; он же излагающий разносторонние требования этого искусства перед своим учеником; эклиптика Луны и роза ветров глазами арабских моряков; западные и восточные воды Индийского океана с палубы утлого арабского судна; дальние моря и земли, какими они виделись пришельцам с аравийских побережий; Красное море, пересеченное вдоль и поперек вереницами кораблей халифата; мореходный пласт арабских словарей... Всё новые звезды вспыхивали перед потрясенным перво-искателем по мере того, как он углублялся в текст забытых рукописей; но для него арабская навигация навсегда осталась лишь суммой картин, увлекательным калейдоскопом видений, не нанизанных на единый стержень.
Однако и сумма была впечатляющей; проживи Ферран дольше, количество наблюдений при силе его таланта перешло бы в качество — они легли бы в основание обобщающего вывода. Бурный рост сведений неудержимо влечет к высоким построениям общего плана. Но жизнь коротка, и не все ученые об этом помнят — ведь менее всего их занимает собственная плоть, даже когда она уже неприметно, но неотвратимо гаснет; раз так, то подчас они могут и слишком долго задерживаться на одной стадии своих открытий, мнительно перепроверяя результаты и не решаясь двинуться вперед.
Тут, зачарованный блеском открывшихся взору сокровищ, счастливый владелец Сезама соскальзывает на зыбкую тропу к нему возвращается старая мысль, поселившаяся в легко воспламеняющемся мозгу еще с момента открытия 1912 года, позже оцепеневшая под холодным взглядом Годфруа-Де-момбиня, притаившаяся под кручей трезвых размышлений над новым предметом исследований. Если арабские мореходные тексты пятнадцатого и начала шестнадцатого столетия ис