По тебе, мой друг, тоскую, да и как не тосковать!
Кто тебя ко мне проводит, душу спросит — рад отдать.
Много муки, много горя мне пришлося испытать.
Что мне в долгой жизни, если без тебя мне вековать!
Пожалей меня, голубка, — верный раб твой одинок.
Горьким плачем изойду ли? неужель таков мой рок?
У тебя в саду есть розы: мне, рабу, пришли венок, —
Поцелую и надену, чтобы слез прервался ток.
Как красиво расцветали все кусты в бахче моей!
Но цветы похитил кто-то, льются слезы из очей.
Я мечусь, как перепелка, потерявшая детей.
Сеть свою скорей раскинь, чтоб запутался я в ней.
Сердце здесь пред жарким сердцем, как осенний лист,
дрожит.
Слезы льются, словно щеки мне весенний дождь кропит.
Только нежность белой груди исцеленье мне сулит!
С грудью грудь сомкнем, — но кто, кто, скажи, к тебе спешит?
Ты сказала: «Я — твоя!» Неужели это — ложь?
Ты закаялась любить! Иль иного ты найдешь?
Мне такое будет горе, что к иному ты прильнешь
И к следам моих лобзаний ты уста его прижмешь!
«Высоко ты ходишь, — милой передай привет, луна!»
— «Передам привет я милой, но не знаю, где она».
— «Видишь дерево в саду, где высокая стена?
Пьет из чаши голубой там под деревом она
И армянской речью славит сладость ласки и вина».
Спорят с морем под Меорой эти очи глубиной,
Эти кудри разметались ветром зыблемой волной.
Возросла ты, точно ива, ты как яблок наливной.
Ты напоишь ароматом белой розы мир земной.
1916