Это возражение Тирона также невольно дает увидеть, что для Катона не идет речь о каких бы то ни было принципах или о постоянстве в аргументации — его высказывания с тактической ловкостью приспосабливаются к конкретному моменту.
В конечном итоге Тирон нападает на слишком уж моралистическую позицию Катона (не замечая того, что в данном случае было безопасно и даже полезно для дела ее придерживаться), но в то же самое время впоследствии он выдвигает противоположную претензию: Катон использует доводы, не слишком достойные и весьма отважные. Такая тактика не подобает великому человеку, которым Катон все-таки был, она лукава, обманчива и софистична. Этот тезис относится к утверждению, что непозволительно нападать на родосцев, поскольку злой умысел сам по себе не является достаточным поводом для наказания. Катон — как признает также Геллий — благодаря своему примеру из частной жизни существенно сдвинул центр тяжести: желать больше земли или больше скота — вовсе не грех. Таким образом снижается значение позиции родосцев, враждебных по отношению к Риму. Но Геллий по крайней мере показывает, что Катон подготовил свои уязвимые аргументы и спрятал их слабые места со всей ловкостью.
Последний упрек Тирона также косвенным образом высвечивает катоновское своеобразие: главная цель Катона заключается в том, чтобы представить дело дружественных родосцев как правое или, в крайнем случае, их позицию — как заслуживающую извинения. Этой цели подчинено все остальное, в том числе и единство аргументации; то Катон говорит, что родосцы не вели войну против Рима и не желали ее вести; то он говорит, что судить можно только по делам, а сами по себе желания не подвержены каре; то он требует снисходительности, как будто бы признает, что они в чем-то провинились52. Но здесь проявляется, что форму мысли в этой катоновской речи следует понимать не исходя из строгой логичности, а из того, что это — своеобразный вид «боя врукопашную», при котором хорошо любое средство достижения поставленной цели53.
Нагромождение синонимов
И АЛЛИТЕРАЦИИ
После того, как был рассмотрен ход мысли в речи, необходимо обратиться к ее стилю. Первый фрагмент отличается торжественностью и полнотой, с которой мы не сталкивались в предисловии к De agricultura. Нагромождение синонимов — прием, который там употребляется относительно скупо — здесь с архаической беспечностью ведет к кричащему fortissimo: rebus secundis atque prolixis atque prosperis, в благоприятных и безмятежных и счастливых обстоятельствах; animum excellere, atque superbiam atque ferociam augescere atque crescere, [люди] зазнаются, и [у них] растут и развиваются высокомерие и своенравие54; a recte consulendo atque intellegendo, с [пути] правильного размышления и понимания. Можно установить наличие такого нагромождения лишь в начале (фрагмент 163). Напротив, в 164-м фрагменте мы находим только один пример такого рода (multos populos atque multas nationes, многие народы и многие племена). В следующих отрывках, 165-169, этот прием также уходит на задний план.