- Эх ты, воин, мертвого испугался!- заметил один казак, сталкивая ноги покойного за борт.
Другой ухмыльнулся:
- Ничего, наш живодер ко всему приучит!- и подтолкнул покойника в спину.
За кормой послышался всплеск, будто большая рыба бултыхнулась, и явственнее, громче из трюма понеслось:
Никто не даст нам избавленья -
Ни бог, ни царь и ни герой!..
Казаки вытерли руки о полы черных полушубков, присели на бревно и задымили цыгарками, поставив винтовки между ног. Будто лихорадка, Авдюшку тряс испуг: теперь его пугала песня. Казалось, от нее вот-вот развалится баржа - и перед ним грозными, неумолимыми судьями явятся те, кто бесстрашно пел песню.
Казаки, опустив головы, говорили:
- Поют…
- Отступаем, а куда?
- А в преисподнюю. Больше некуда…
- Дома побросали, а за какое счастье?
- За атаманское. Ему, кроме как кровь лить, больше делать нечего. Охмурил он нас.
- Не хотели бы, не охмурил. Они вот, небось, знают свою дорогу,- казак топнул по палубе.- Вся Россия идет за ними. А мы, как волки обложенные, мечемся.
- В Китай катимся.
- А кому мы там нужны?
Слушал Авдюшка пожилых казаков - и оторопь брала его: значит, атаману веры нет? Зачем же столько народу взбаламутил он и льет кровь, как воду? Он, сын крестьянина, Авдюшка Синицын, поверил, что атаман победит - и настанет добрая жизнь: не будут распоряжаться красные комиссары, каждый станет жить сам по себе.
Когда был Авдюшка в атаманском хоре, ему и впрямь жилось неплохо: всякого добра перепадало из доверху нагруженных атаманских обозов. Но когда побежали от красных, атаман забыл про свой хор, и певцов влили в караульный взвод при его ставке. И то хорошо - до ставки не долетали пули красных.
Слыхал Авдюшка: побежал Колчак и добрался только-, до Иркутска, там его, всеми брошенного, арестовали большевики и прикончили. Отвалились от адмирала его генералы и атаманы, подались кто куда, лютуя и грабя по дорогам. Теперь, значит, и ихний атаман Борис Михайлович Семияр-Горев по такой же бандитской дорожке покатился. Конечно, он и за границей найдет себе место, а на кой ляд нужна эта заграница ему, Авдюшке? Чего он там не видал?.. Каким он дураком был, когда не ушел с отцом!.. Мундир казацкий нравился и жизнь разудалая: пей, гуляй!
Отец, конечно, к красным подался. Он такой: если зарубит одно, так и тянет до конца. Белых он возненавидел, и в могиле не помирится с ними. Значит, не помирится и с ним, с сыном своим?..
Эта мысль, раньше почти не тревожившая Авдюшку, теперь, будто буравом, сверлила ему голову: неужели они с тятькой враги до смерти? Он, Авдюшка, думал: кончится вся эта кутерьма, вернутся они домой - и заживут вместе по-прежнему. Только лучше бы - как обещал атаман. Тятька, конечно бы, сказал: «Прости, сынок, погорячился я тогда на пасеке. Думал, лиходеем будешь, а ты вон какой. И с хорошими людьми шел и правильную власть завоевал. Спасибо тебе!» А дело вон как обернулось!