Роман открыл глаза, встряхнул головой. Солдаты притихли, некоторые жались друг к другу, устраиваясь вздремнуть.
- Поспите,- сказал Лошаков,- а потом я…
- Да-да! Минут через двадцать разбудите меня,- сказал Роман, стараясь придать своему голосу больше бодрости, и тут же по-детски быстро опять отдался сну.
Ему показалось, что он не спал и минуты, когда его разбудил сильный грохот. Вскочив, он удивленно взглянул на потолок, за которым глухо отстукивал длинные очереди пулемет и скороговоркой ахала легкая автоматическая пушка. Пароходик накренился, и солдаты, налетая друг на друга, побежали в сторону крена.
- Тонем!-крикнул кто-то страшно, по-бабьи визгливо.
- Молчать!-почему-то обозленный этим криком, во весь голос приказал Роман и, вцепившись в сетку полки над головой, удержался на месте.
- Без паники по одному - наверх!- громко, но спокойно крикнули в открытый трюм.
Роман выскочил на палубу последним. И на мгновение остановился, ослепленный необычайно ярким светом. Он лился сверху, словно пылало само небо. Роман вскинул голову и увидел, как четыре больших солнечно-ярких шара чуть заметно покачивались над пароходиком. «Ракеты!»- догадался он и огляделся. Только теперь он понял, что случилось: носа у пароходика не было, его как будто срубили огромным топором. И из невидимой пробоины, будто кровь, выбрасывались все выше и выше горячие всполохи огня. Пароходик стоял на месте и кренился в сторону обрубленного носа.
За борт, в холодно поблескивающую воду, спускали шлюпки, бросали какие-то большие деревянные ящики и спасательные круги.
Как теперь хотелось Роману, чтобы командир роты был рядом! Но даже голоса его не было слышно.
Низко, скрываясь за своими «висячими» ракетами, кружился вражеский самолет, поливая мишень пулеметным огнем. По нему с пароходика били из зенитной пушки и пулемета, но безрезультатно: он был невидим, как жужжащая муха в темной комнате.
Неумеющих плавать спускали в шлюпки, кто умел - сам бросался за борт.
- Спокойно!.. Не толпиться и не кричать!-говорил Роман тем, кто ждал очереди на шлюпку.
Весельчак Бубнов разделся до кальсон и со словами: «Эх, мама, моя мама!»- бросился головой вниз в тревожно покачивающуюся воду.
Связной Абдулла топтался около Романа, держа в руках туго набитый вещмешок, и беспомощно моргал круглыми запавшими глазками. Роман взял у него мешок, швырнул за борт и толкнул его самого к матросу, командовавшему посадкой в шлюпку.
- Пустите старика!..
«А ведь он и в самом деле старик»,- как-то невольно подумал Роман, удивившись тому, как сразу осунулось и состарилось лицо этого человека.