— Ты это… как туда попал-то? — первым делом спросил Федя, обменявшись с Яриком рукопожатиями.
— Прости, промахнулся, — Савельев развел руками. Вроде как виновато.
Если судить объективно, в таком ответе было немногим больше смысла, чем в самом внезапном появлении человека на лоджии пятого этажа. Вот только, к добру или к худу, но объективность Феде была положительно чужда. Иначе говоря, значение для него имел не только сам ответ, но и кто именно отвечал. И здесь не лишним будет сказать, что про себя Федя привык делить всех обитателей универа на три неравные части.
В первой он числил таких же, как он, судьбой, мягко говоря, не балованных пацанов и (реже) девчонок. Тех, для кого поступление в ВУЗ крупного города было последним шансом избежать падения… или, скорее, погружения на общественное дно, густо заваленное бутылками из-под паленой водки и разными неприятными бумажками, вроде полицейских протоколов.
Вторая часть была противоположностью первой. Сюда Федя зачислял «маменькиных сынков» — хоть зубрил, они же ботаны, хоть мажоров, обучавшихся на родительские деньги. Частенько за эти же деньги они еще улаживали проблемы с зачетами и экзаменами. Или пытались уладить — в зависимости от того, с каким преподом пришлось иметь дело.
Что ботаны, что мажоры не имели проблем ни с пропитанием, ни с крышей над головой — живя с родителями либо снимая квартиры. Что те, что другие посматривали на Федю и ему подобных свысока. И даже не прочь были позлорадствовать, когда у кого-то выходила запарка с сессией, отчего сам статус студента повисал на волоске.
Упражнения в остроумии… нет, скорее в «ослоумии» по этому поводу не блистали разнообразием и крутились вокруг одной-двух тем. Как правило, «верные товарищи» спешили напомнить незадачливому однокурснику либо о необходимости скорого похода в военкомат (со всеми вытекающими) — либо о прелестях возвращения в родной Мухосранск.
Ну ладно, зубрилы-то хотя бы могли поделиться конспектами лекций, если тот же Федя имел несчастье какие-то из них пропустить. Могли с лабораторками помочь. Тогда как мажоры-договорники только и знали, что задирали нос да брезгливо морщились. Точно не студента, такого же, как они, видели, но кучу дерьма, невесть как возникшую посреди дороги. А Федя высокомерного отношения к себе не любил, нет. И не прощал даже девчонкам.
Ну и, наконец, к третьей категории собратьев по важному делу — обгрызанию гранита науки — Федя относил одного человека. Одного-единственного. И был им не кто иной, как Ярослав Савельев. Студент пятого курса и по совместительству «легенда Физтеха».