Антисемитам хорошую пищу давало еще одно обстоятельство. В царской армии евреи не могли занимать никаких командных должностей; все евреи должны были служить псключительно рядовыми солдатами. Поэтому в плену в солдатских лагерях очутилось значительное количество интеллигентов и евреев, которые при другом режиме были бы офицерами и в плену находились бы в офицерском лагере. Интеллигенты-евреи в плену, как знающие немецкий язык, работали в комендатурах, в канцеляриях и т. п. Не понимающим этой «хитрой механики», действительно, казалось, что в плену командуют всем евреи. И надо войти в психологию русского военнопленного, который, по нашептыванию своего начальства, еще недавно в Польше громил «жидов», а теперь видел их во главе, чтобы понять вею еилу антисемитской волны, которая прокатывалась из угла в угол по Германии в годы этого ужасного плена.
В условиях плена было очень трудно бороться е антисемитизмом. Здесь черносотенцы часто имели перевес, и нам приходилось только обороняться.
Черносотенцы готовили евреям горячую баню по возвращении в Россию. Многие из них открыто говорили, что в эшелоне отправляющихся военнопленных на родину свернут шею евреям и повыкинут их через двери…
Нет сомнений, что при всех других условиях это было бы и сделано. Проведению таких планов помешала революция.
Зимой 1916 года в лагерь прибыла партия польских студентов. Это была по преимуществу зеленая молодежь, учившаяся в университетах Бельгии и водворенная в лагерь военнопленных на правах цивильных пленных, как подданных России, До прибытия их в Гамельн они содержались в Гольцмюндене, в лагере цивильных пленных.
С первых днОЙ мы-было не поняли, для чего собственно эти польские юноши были присланы в солдатский лагерь. Сами же они, будто бы, ничего не знали, кто и зачем их пригнал в наш лагерь.
Как-раз в то время в лагере организовалась школам Мы предложили студентам принять участие в работах школы в качестве ее преподавателей. Студенты наотрез отказались. Это стало наводить нас на некоторые размышления.
Приезжающие с работ пленные обыкновенно имели целые кучи просьб и заявлений в лагерную комендатуру. Лучше всего подобные заявления и просьбы было излагать на немецком языке. Пленные стали обращаться к студентам-полякам с просьбой изложить их нужды по-немецки. Студенты снова категорически отказались это делать. Мало того: при каждом посещении русскими пленными отведенного полякам лагеря последние явно давали чувствовать, что между ними и нами нет ничего общего. Тогда только для нас стало ясно, что мы имеем дело с людьми германской ориентации, которые, подобно немецким шовинистам, на нас, пленных, смотрят, как на врагов.