Под сапогом Вильгельма (Из записок рядового военнопленного № 4925): 1914-1918 г.г. (Кирш) - страница 51

Радостям французов в лагере не было конца. Нам же приходилось безмолствовать, так как взамен пригнанных с французского фронта русских военнопленных на те же работы, в ту же часть фронта послали недавно другую партию русских, и оттуда уже стали поступать бюллетени о смертных случаях…

Разница между нами и ими была «небольшая»: французы работали на фронте только благодаря примененной к ним репрессии, и то короткое время, приехали с фронта бодрыми и здоровыми, – русские пленные без применения к ним репрессий работали на фронте все время, не возвращались вовсе или, если прибывали в лагерь, представляли физически и душевно больных, истощенных, изнуренных, напоминающих диких зверей…

То были: мы —«азиаты», они – «европейцы».

Маленький курьез. Французы с русского фронта привезли прирученную ворону… Ворона прихрамывала на одну ногу, и французы прозвали ее Nicolas (Николя). По клинке Nicolas ворона бегала за пленными и была падка на мясо. Как только кто-нибудь из французов в лагере жарил мясо, Nicolas по запаху летела туда, каркала и успокаивалась только тогда, когда получала свою долю.

Nicolas был прообразом русского царизма, и французские патриоты не особенно были рады, когда русские пленные хромую на одну ногу ворону стали величать Nicolas der zweite (Николай Второй).

Участь Nicolas была весьма плачевна. Несмотря на общую любовь к вороне, Nicolas кто-то из французов зарезал и с’ел, – видно, в погоне за вкусным мясом…

Зима кончилась, и мы в лагере ждали обычней весенней мобилизации, выметающей все живые силы и прекращающей вею духовную жизнь лагеря опять до следующей осени.

Было уже начало марта нового стиля. Весеннее солнце смеялось на ясном небе. Бывали изредка уже теплые весенние дни, #

В один из таких весенних солнечных дней по лагерю прошел слух о вспыхнувшей в Петрограде революции. Думали, что это обычная утка, какие пускались немецкой прессой, тем более, что в последние дни газеты очень много внимания уделяли русским делам. Подобным известиям нельзя было очень верить, так как в большинстве случаев они были сплошным вымыслом; революция по нескольку раз вспыхивала и в Париже, и в Риме. Газетные утки приучили нас быть осторожными и зря не увлекаться.

Но слухи росли. Мы настораживались.

Кто-то прибежал в библиотеку из Красного Креста проведать, что у нас слышно. Будучи противоположными полюсами, – библиотека и Красный Крест, – мы все же взаимно информировали друг-друга. Общие условия плена, жизнь на чужбине нас несколько сблизили в этом отношении.