Вдруг впопыхах в библиотеку прибежал один из французов и торжественно заявил, что он только-что читал принесенную из города телеграмму, в которой, действительно, сказано, что в России вспыхнула революция. В эту минуту с сияющим от радости лицом вошел наш шеф Шликер и подтвердил то же самое.
Значит, правда! Пришла она, долгожданная! Революция в России! Сколько о ней мечтали! Неужели? Сразу так и не верилось. Мы в лагере, признаться, больше верили в ответственное министерство, чем в восстание. Слишком уж мы были оторваны от всего дышащего жизнью. Революция! Но, ведь, у нас пока еще нет никаких данных, кроме телеграммы. Возможно, что настоящей-то революции и нет!
Однако, полученные подтверждения окрылили наши надежды. И радостное известие пошло гулять по лагерю, передавалось из барака в барак, из уст в уста.
Потом выяснилось, что в телеграмме говорится о провозглашении в Петрограде временного правительства и присоединении к нему петроградского гарнизона. Мы уже стали понимать, что это, действительно, начало революции.
Но надо было видеть, какое лицо корчили наши друзья французы. Необходимо иметь в виду, что в лагере почти не было французов-рабочих, так как все они находились на работах вне лагеря. Подобно русским, в лагере могли оставаться, главным образом, фельдфебеля и унтер-офицеры, которые в своем подавляющем большинстве были из мещан и мелких буржуа и отличались бошеедсгвом и требованием войны до конца. К ним примыкала и лагерная интеллигенция. Отсюда вся та неприязнь к русской революции со стороны французов. То же необходимо сказать и про бельгийцев и отчасти англичан. Еще раньше, задолго до революции, говоря о судьбах России, французы придерживались того мнения, что революция необходима, но только не во время войны. Революция в России – поражение союзников и победа бошей (так ругали французы немцев). Так думали наши союзники в плену. Поэтому ясно, что известие о вспыхнувшей революции выбило их из колеи, и они выходили из себя.
Насколько вести о вспыхнувшей революции вызвали великую радость среди русских военнопленных, настолько французы, а за ними бельгийцы и англичане чувствовала себя подавленными.
День прошел в гаданиях. Пленные бегали из барака в барак, ловили на-лету слухи о событиях в Россия, пере-фразировывали их, подчас в измененном виде передавали дальше. Лагерь кишел, как в каком-то котле.
Вечером работающие в городе принесли газету. Узнали подробности переворота. Нас они не удовлетворили. Там говорилось о предполагаемом отречении Николая и вступлении на престол Михаила. Это ли революция? Мы ждали переворота, после которого не могло быть никаких разговоров об отречении и вступлении на престол другого.