Я приехал в Мен-Андре примерно в половине пятого, то есть слишком рано для того, чтобы дядя соблаговолил пригласить племянника на ужин. Он поджидал меня, удерживая за ошейник огромного охотничьего пса, которому я, очевидно, не слишком приглянулся.
Дядя был в клетчатой рубашке, вроде тех, что носят в ковбойских фильмах, и поношенных бархатных брюках. Он курил тяжелую изогнутую трубку и, не выпуская ее изо рта, бросил мне: «Здравствуй, племянник». Чуть позади стояла женщина лет сорока, с грубым бесцветным лицом и волосами, собранными в пучок, но у нее были красивые глаза. Дядя подтолкнул экономку вперед и сказал:
— Клеманс.
Затем он представил ей меня:
— Доктор де Лепиньер, эдакий доктор Швейцер, как поговаривают.
Мне очень не нравился такой издевательский тон, но дядя, неизвестно отчего, презирал всех тех, кто жил в Керрареке. Я поспешил поставить точки над «i».
— Я проезжал мимо, — сказал я, — и не мог миновать Сент, не поздоровавшись с тобой.
— Ладно, входи.
Он принял меня в просторной кухне, пропахшей воском и дровами для очага, с чисто шарантийской обстановкой. Я уселся напротив него, за столом, где, должно быть, когда-то кормили работников после молотьбы или сбора винограда. Мимо проносились, жужжа, пчелы; одна примостилась возле моей руки.
— Не обращай внимания, — сказал дядя. — И главное — не гони ее. Они все время летают по дому… Их привлекает запах меда… А также из любопытства… Люди интересуют их не меньше, чем цветы… А потом эти маленькие твари сплетничают. Да что ты об этом знаешь!
Клеманс принесла бутылку и стаканы.
— Это пино, — пояснил дядя. — Особого приготовления. Сейчас попробуешь.
— Только пригублю. У меня довольно скверный желудок.
— Садись здесь, рядом со мной, — сказал дядя, обращаясь к Клеманс.
Затем он наполнил стаканы, снова набил свою трубку и скрестил на груди руки.
— Ну, валяй… Что ты хочешь спросить?
— Это связано с отцом. Он исчез.
— Между нами, — ответил дядя, — ничего лучшего он не мог придумать. — Обращаясь к Клеманс: — Если бы ты знала мою невестку, то поняла бы, в чем тут дело. — Мне: — Он прихватил с собой какую-нибудь пастушку?.. Прости. Я вижу, что тебе не до шуток. Ладно. Рауль уехал и что дальше?
— Он оставил мне письмо, где рассказывает о некой Франсуазе… которую встретил во время войны, то ли в сорок первом, то ли в сорок втором.
— В сорок первом, — уточнил дядя. — Думаешь, я не помню! Твой отец мне тогда частенько писал. — Обращаясь к Клеманс: Я тебе сейчас растолкую. Мы, Лепиньеры, жили в Анжере. Наш отец был главным редактором местной газеты. Когда он увидел, какой оборот принимают дела — даже в Анжере снабжение было никудышным и, кроме того, отец боялся за нас, — он отправил нас с братом в деревню. Рауля отправили к одной его приятельнице в Геранду, а меня доверили нашей дальней родственнице, жившей в Жонзаке. Несколько месяцев спустя наших родителей арестовали, и с тех пор никто о них больше не слышал.