— Я была у друзей в Луазеле, мы играли в бридж.
— Благодарю вас…. После заключения экспертов у меня могут возникнуть еще вопросы.
Он повернулся к Гарнье, бросил взгляд на револьвер, который инспектор держал кончиками пальцев, обернув салфеткой, как дохлую крысу.
— Ну что еще?
— Ничего, патрон. Недостает одной-единственной пули.
— Так я и думал. Хорошо. Положи револьвер на письменный стол и поговори с инвалидом, если он проснулся. Может быть, он что-нибудь слышал.
— А если не проснулся?
— Не буди его. Поговори со старой леди, может, она хочет что-нибудь сказать. Попроси привратника, чтобы он тебя проводил к ней, и постарайся разузнать, был ли Фроман чем-либо расстроен, как он себя чувствовал, ладил ли он со своими близкими, ну, в общем, не мне тебя учить.
— А что вы думаете, патрон?
— В данный момент я ничего не думаю, но человек в положении Фромана не застрелился бы, не имея на то серьезных причин. И мы должны найти эти причины. Или… Вот не везет! Меня уже понизили в должности, потому что не было раскрыто самоубийство Анж Маттеоти, неужели я снова влип в дурацкую историю! Ну иди же, не обращай на меня внимания.
Оставшись один, комиссар прошелся по комнате, обратил внимание на то, что застекленная дверь открыта, вышел и заметил, что он находится в передней части замка, напротив парка. Кто угодно мог зайти сюда. Например, вор. Вор, который мог убить Фромана. Не стоит заблуждаться… Тем не менее. Я должен убедиться, что все на месте. Чтобы показать этим господам, в случае необходимости, что я ничего не оставляю на волю случая.
Ночь была прохладной, Дрё вернулся в кабинет, еще раз осмотрел труп. Очевидно, Фроман не повесил трубку до того, как выстрелить, чтобы иметь свидетеля. Он хотел, чтобы никто не сомневался в его самоубийстве. Он знал, что его смерть покажется всем необъяснимой. И в то же время хотел, чтобы причина его поступка осталась в тайне. Итак, что же это за причина? Ведь он не до конца исповедовался человеку из службы доверия.
Дрё снова прошелся по комнате. Здесь тоже было несколько книг, но в основном картотека, папки для бумаг, суровая обстановка настоящего бизнесмена. Такой подозрительный человек, как Фроман, не должен был полагаться на доверенных людей. Тем более на секретарей. Нужно поговорить об этом с Шамбоном.
На письменном столе около телефона стояла ваза с цветами, фотография мадам Фроман, и около бювара — записная книжка, которую комиссар быстро пролистал. На субботу ничего. «Ну, да! — подумал Дрё, — завтра воскресенье. (Он посмотрел на часы.) И оно уже наступило. Женевьева, наверное, страшно сердится. Но она прекрасно знает мою работу!..»