Иза прилетела ко мне, как ветер, приоткрыла дверь.
— Он сделал это. Марсель сделал это.
— Ради бога, объясни, в чем дело.
— Марсель, он меня чуть не задушил. Он меня насильно поцеловал. Шарль был в соседней комнате. Он мог нас заметить.
— Надеюсь, ты его отругала.
— У меня не хватило мужества. Бедный мальчик! Он никогда никого не целовал. Он мне сказал: «Я не виноват в том, что люблю вас».
— Ты все еще взволнована.
— Признаться, да… После приема мы уедем на остров д’Олерон.
— Что! Это не было предусмотрено программой.
— Нет. Я даже не знала, что у Шарля есть вилла. Это произошло внезапно. Он хочет провести там дней десять.
Я медленно набиваю трубку, чтобы успокоиться.
— Ну вот, видишь, — отвечаю я. — Я не делаю из этого никакой трагедии.
Внезапно она кидается ко мне, прижимает к себе изо всех сил и скрывается. Мне ничего не остается, как напиться, спокойно, методично; милосердная эвтаназия[50] опьянения. Сейчас и начну.
С этого момента мои воспоминания путаются. Жермен приносил мне коньяк, сопровождая увещеваниями: «Вам не следует так много пить. Если вы заболеете, я буду виноват». Время проходило с волшебной быстротой. Шамбон присоединялся ко мне при первой возможности. Он копировал меня, чтобы не казаться жалким. Два стакана, и он гарцевал на грани лирической эйфории. «Она любит меня, — кричал он. — Она мне обещала. Я не говорил вам. Я ее поцеловал, это было чудесно, знаете, что она сказала мне? Она мне сказала: „Не сейчас, позже!“» (Подлец, мерзкий лгун!)
— Тем не менее, она вышла за другого.
— Да, пусть так. Но любит она меня, прекрасная Иза… Выпьем за Изабель!
С этими словами он поднял бокал, одним махом опустошил его, закашлялся и растянулся на моей кровати, положив голову на локоть.
— Расскажите мне об Изе… У нее был мотоцикл?
— Да. «Кавасаки» красного цвета. Она ездила на нем стоя, а потом взбиралась по веревочной лестнице, которую сбрасывали с вертолета.
— Понимаю, как воздушная гимнастка. Великолепно!
— О! Это еще пустяки! Представляешь, однажды она одиннадцать раз сделала «бочку» на «фольксвагене»… Смотри, резко тормозишь, скорость 80 километров, разворачиваешься — и машина едет сама, но, черт, ты вдруг врезаешься… Она повредила левое запястье. У нее до сих пор остался шрам.
Но Марсель меня больше не слушал.
— Это невозможно, — бормотал он.
— Что невозможно?
— Чтобы она любила меня. Именно меня.
Он впадает в состояние подавленности, он на грани слез. Я наполняю его стакан.
— Ты уверен, что она тебе сказала: «позже»?
Он возвращается к жизни, жадно тянется к стакану.
— Уверен. Но сначала она тоже меня поцеловала.