Любимец зрителей (Буало-Нарсежак) - страница 369

— Ничего… Ничего.

— Ты боишься скандала, признайся.

— Моя мать так слаба.

— Хорошо, давай оставим нашу затею.

— Нет. И речи быть не может.

Он задумчиво смотрит меня.

— Ты хочешь быть уверенным в Изе, не так ли?

— Ну, да. Конечно. Кто мне гарантирует, что?..

— Если б ты не перебивал все время… ты хорошо знаешь, что я все предусмотрел. Давай повторим. Тебе угрожают. Ты не можешь рассчитывать на полицию. Рядом с тобой женщина, которая боится за тебя. Естественно, влюбленный мужчина, который опасается худшего… Что сделает? Поступок поистине бескорыстный… ну? Так что же?

— Нет, — жалобно отвечает Шамбон.

— Давай! Еще одно усилие. Если он готов отдать свою жизнь, разве он не согласится отдать и?..

— Состояние?

— Да, состояние. Туго ты соображаешь.

— Завещание?

Я дружески пожимаю его колено.

— Конечно, завещание. Заметь, только для проформы! Но когда Иза узнает, что ты для нее сделал… Щедрость всегда вызывает благодарность и любовь… Ты откроешь ей свои объятия… Нет? Еще что-нибудь не так?.. Слово «завещание» тебя пугает.

Он делает нетерпеливое движение.

— Вы все выдумываете… А это не так просто.

Каков! Маленький негодяй! Он почувствовал, что трогают его кошелек. Пока все понарошку, он согласен. Анонимные письма — прекрасно! Кольцо — это игра! Но как только надо подписать обязательство, сталкиваешься с действительностью. Удерживая равновесие, он, словно боязливый купальщик, пробует воду ногой.

— Вы не знаете мсье Бертайона, — продолжает Шамбон. — Когда он…

Я резко перебиваю его.

— Ты знаешь, что я сказал. Завещание — это лучше всего. Но тебя никто не заставляет.

— С чего мне начать?

— С документов, которые ты принесешь с завода. Неделю на подготовку. Еще есть время, предупреди Жермена, чтобы не удивлялся, увидев свет в кабинете в поздний час. Велишь ему отправляться спать. Естественно, ты окружишь Изу вниманием и не будешь вести себя как дурак со своей матерью.

Он вздрагивает. Я хочу привести его в замешательство грубостями, которые повысят мой авторитет. И добавляю:

— Сделаем все в субботу вечером, как с дядей. Самый лучший вариант. Дрё будет наверняка дома. Отрепетируем. Но знаешь, будет намного легче, чем в прошлый раз.

Он жмет мне руку. Своим дурацким «чао» он дает понять, что входит в игру. В нем есть все, что я ненавижу больше всего на свете.

Наконец я один. Мне звонит Иза. Я ей говорю, что у меня болит голова, но все хорошо. Что касается моей задумки с завещанием… Нет. Это — явный перебор.

Я изучаю еще раз свое хитрое сооружение. Оно прочное. Насчет самоубийства отработано на славу. Можно изощряться, утверждать, что все странно в этом деле, и даже вообразить, что был разыгран спектакль, но факты налицо. К тому же Дрё, а ведь он неглуп, и тот смирился. История с анонимными письмами выдерживает критику. Я бы даже сказал, что они подкрепляют версию о самоубийстве. После смерти Шамбона начнутся предположения, гипотезы, вообще шумиха. С этим я ничего не могу поделать. Но установят, что ставень и дверь балкона взломаны, а Шамбона убили. В таких делах главное — факты. А они выстраиваются в строгий логический ряд.