— Понимаешь, — уточняет Семийон, — она уже готова упасть к тебе в объятия, но тут тебе надо всем своим видом показать, что тебе все осточертело, тебе и хочется, и не хочется. Попытайся. Нет, не так. У тебя бегающий взгляд. Щека дергается. Ведь это же нетрудно сыграть. Ладно. Прервемся.
Новая пауза — виски. Втроем они уговаривают по бутылке за два дня. Семийон прохаживается по кабинету. Роется в книгах.
— Ах! Скажите на милость! Золя… Анатоль Франс… Поль Бурже. Ты еще читаешь такую литературу? Ну ты даешь!
И вот пока Сильвен поворачивается к нему спиной, Семийон натыкается на потайной ящик в секретере. Открывает. Обнаруживает пистолет.
— Нет, — говорит он, — шутки побоку! Это от воров?
Достав оружие, он подбрасывает его на ладони. Сильвен бледнеет.
— Положи на место, — говорит он. — Он принадлежал моему отцу.
— Значит, правду рассказывают? — любопытствует Семийон.
— Да. Он покончил с собой, чтобы не попасть в руки гестаповцев.
— О-о! — воскликнул Мейер. — Извини, пожалуйста.
Оба смущенно умолкают.
— Может быть, сцена самоубийства тебе не по душе, — наконец говорит Семийон. — А между тем она — сильное место в картине. Нельзя ее смазать. Это значило бы предать автора. Как ты себе ее представляешь? Обговорить ее мы сможем позднее, но снять обязаны.
— Дай-ка, — просит Сильвен.
Он берет в руки револьвер и не без отвращения — есть жесты, какие не делают на людях, — и медленно подносит дуло к виску.
— Стой! — кричит Семийон. — Так я и думал. Пуля в лоб. Нет, старик, нет!
— Не тебе меня учить, как покончить с собой, — возражает Сильвен.
Семийон шутит:
— Послушать тебя — скажешь, что ты кончаешь самоубийством каждое утро. Ты же Вертер, а не первый встречный. — И тут же поправляется: — Первый встречный — неподходящее выражение, но ты меня понимаешь? У Вертера красивая мордаха. И он не станет ее уродовать. Нет… Дай-ка мне свою пушку.
Снова завладев револьвером, Семийон садится за письменный стол.
— Я полагаю, — продолжает он, — что Вертер оставит письмо. Во всяком случае, не такой он человек, чтобы влепить себе пулю стоя и замертво плюхнуться на паркет. Воспитание ему не позволит такое… Он умирает, приставив дуло к сердцу… вот так… — Он тыкает дулом себе в грудь, прямо в сердце, и спускает курок. — Тут у меня сразу пойдет затемнение. Какая необходимость показывать зрителю, как Вертер рухнул на письменный стол, подобно обанкротившемуся банкиру. Тебе остается только чуточку подрепетировать, и дело пойдет само собой. Повторим сцену, где Вертер обнаруживает, что любит вовсе не Шарлотту. Гюстав, перечитай, пожалуйста, свой черновик.