Сильвен смутно припоминает, что именно он написал про него в своем письме: «Семийон — ваш сообщник…» Прочтя такую фразу, он озвереет пуще прочих.
Сильвен глотнул кофе. У него был горький привкус желчи.
Семийон является, как обычно, с опозданием. Он извлекает из кармана куртки банан, очищает его, комично напевая гнусавым голосом: «Люблю бананы — они без косточек». Затем плюхается в кресло, вытягивает ноги, зевая, подтягивает к себе пепельницу на ножке и бросает кожуру в ее чашу.
— Семийон до смерти устал, — изрекает он. — Ну так что вы придумали тут нового, ребятки? Что-что? Когда у вас такие физии, мне все ясненько.
Он достает трубку с обугленным бортиком и набивает ее большим пальцем в артритных узлах.
— А между тем все проще простого, и тут вовсе не требуются мозги вундеркинда. Ответьте-ка мне на вопрос, который я задал вам в прошлый раз: «Какое препятствие непреодолимо для нашего Альфонса де ла Мезьера?»
Молчание. Семийон глотает дым маленькими порциями, словно наслаждаясь чем-то вкусным.
— Как? — удивляется он. — Никто ничего не придумал? Послушайте, что такое, как правило, препятствие? А? По-моему, это ситуация, которая вам неподвластна. По причине слабинки в характере… Скажем так: недостатка, возобладавшего над всем остальным.
Семийон смеется утробным смехом, который разбирает его, как спазмы, отчего на сорочку сыплется раскаленный пепел. Он небрежно стряхивает его тыльной стороной ладони.
— Эти слова не мои. Успокойтесь. Так говаривал Мейер. У него была «теория семи смертных грехов», а у меня «теория коллизий». Мы с ним два сапога пара и, бывало, здорово чудили в Высшей киношколе. Заметьте себе, его придумка вовсе не так уж и глупа. В тот вечер мы подвыпили. Ничего крепкого и ровно столько, чтобы поразмыслить над своими возможностями. Мейер принимал себя за Канта. Мы спорили до одури. «Семь, — твердил он, перебирая пальцы и икая, — семь смертных грехов (ик!). Ты имеешь гордыню, зависть, ску… (ик!), то бишь сластолюбие… Сластолюбие — это мерзопакостно…» Он запутался в пальцах. Мне пришлось одолжить ему свои… «Чревоугодие, гордыня… Есть еще седьмой… Этот встречается… (ик!) редко». И он огляделся, словно только что его потерял. Я повел его к себе в библиотеку глянуть в словарь. Седьмым грехом оказалась леность.
Позабыв про все свои тревога, Сильвен от души смеялся. Чего бы он не отдал за такое вот умение балагурить, хорошо подвешенный язык, как у Семийона.
— Ну все, — сказал Семийон. — Хватит трепаться. Вам бы только шутки шутить. Итак: танцуйте от печки — от главного недостатка в характере нашего героя, — и вы получите желаемое препятствие. По Мейеру, существует семь драматических ситуаций, и только семь. Сейчас мы убедимся в его правоте. Начнем с гордыни. Итак, для нашего героя уступить в чем бы то ни было — тут выбор за нами — или не уступить — всегда вопрос чести.