Грицько покатал в руке кубок:
– Так это вы тут комнаты заняли?
Казак замахал руками:
– Да шо там. Коли надо, то потеснимся, знамо дело.
Грицько замотал головой:
– Не надо. Солнце еще не село.
Он повернулся к хозяину, благоразумно державшемуся около дверей на кухню.
– Эй, хозяин! Ближайший постоялый двор далеко?
Тот замахал руками:
– Никак нет, благородные господа! До перекрестка тут мили две, а там – до пролеска, и дом Яцыка. Конечно, у этого христопродавца пиво пенное и с недоливом, да и мясо, бывает, попахивает котами… – Корчмарь спохватился. – Но в целом вполне приличное заведение. Да и комнат побольше моего. Там уж вам предоставят по отдельному топчану на каждого. Будьте уверены.
Грицько развернулся к Горовому:
– Ну вот. Враз доскачем.
Троица поднялась:
– Бывай, полочанин.
– Пока, хлопцы.
Только последний шепнул сквозь зубы:
– То надеюсь, встретимся когда.
Казак пожал плечами, когда за киевскими гриднями закрылась дверь:
– Странные какие-то. Спешат, что ли?
Костя покачал головой. Был бы в сознании Сомохов. С появлением киевских дружинников выплыло много вопросов. Почему киевские гридни, которые должны первыми жаждать крови полоцких купцов, вели себя так покладисто? Куда они спешат? Кого владелец постоялого двора принял за благородных?
– Эй, хозяин! – Костя решил не откладывать на потом решение хоть этого вопроса.
Содержатель гостиницы споро подошел.
– А с чего ты взял, что эти люди из благородных? Вроде ни на одном шпор и пояса золотого[115] я не видел.
Тот помялся.
– Так ведь они при двух молодых вьюношах состояли. А те таковы, что, право слово, не надо даже шпоры высматривать. Сидят на коне так, что сразу видно: не из ремесленников или смердов каких, прости Господи!
Костя закивал головой. Понятно, мол.
Хозяин потоптался еще, понял, что вопросы кончились, и пошел к себе на кухню. Волнений и так через край с этими постояльцами.
А Малышев задумался.
5
На следующий день выехали рано. Даже по местным меркам.
До леска, где, по сведениям отца Джьякетто, исчезают купцы, было два часа неспешной рыси, и «полочане» решили пройти его до того, как местные феодалы выедут на свой своеобразный сбор налогов с проезжих.
Сомохову стало немного лучше. Он поел мясного бульона, пожевал хлебного мякиша и выпил молока с медом. Заклинания и мази Валиаджи творили чудеса. На щеках Улугбека вновь играл здоровый румянец. Только лубки с ног никто не снимал, да короста на груди и боку постоянно чесалась. Зато он начал отвечать на вопросы и осмысленно участвовать в разговоре. Правда, пока очень недолго.
С ночи на улице зарядил мелкий дождик. Учитывая, что еще стоял март (да-да, все еще март, кто бы мог подумать, что за полтора месяца можно перенестись на такое расстояние!?), погода была сносная. Костя даже удивился, что двадцатому веку приписывают глобальное потепление. В его время в марте еще сугробы везде, снег с неба падает. А они уже почти месяц в весне живут. Даже деревья все до одного листья распустили.