Маринка — особая статья. Нам её всучили, когда умер Багратян, и стало ясно, что за приёмщика и мастера сразу я не потяну. Нас «очень попросили» так, что отказаться было — себе дороже, и мы не смогли отказаться. Девчонка умеет, при случае, сделать мелкий ремонт, раскатать кольцо, — и это пока всё. Главная её обязанность — приём заказов, текущая документация, продажа с витрины, за что полагается вполне приличная твёрдая ставка.
Сотрудница она, в общем, терпимая, самая молодая в мастерской, и красавица чуть ли не с мировыми стандартами, прошлогодняя «Мисс Город». Такое звание добавляет ей, конечно, взбалмошности, склонности к капризам, но она не конфликтует с нами — для этого имеются «табуны кавалеров и прочих почитателей», которые, по Витькиному мнению, рождаются и живут именно с целью «ублажать прелестниц». Мы единодушно закрываем глаза и на «дежурство» очередного поклонника под дверью и на частые отлучки Маринки в парикмахерскую к подружке, раз она справляется со своей основной работой.
Моя жизнь вступила в новую фазу, тихую, неторопливую, заполненную житейскими заботами и обыденными мелочами. Это меня устраивает, — я не хочу ничего менять. Даже незначительное покушение на моё спокойное размеренное существование (пусть дурак назовёт его мещанским), я принимаю как смертельную обиду. Правда, в бой за независимость и свободу уже не кинусь, — я стала умная, но крепко рассержусь. Все мои войны закончились, а лучшая гарантия суверенитета — экономическая независимость и собственное единовластие.
Вторник — Витькин «музыкальный день», и он замучил нас трагическими речитативами и вскриками Виктора Цоя. Я сижу к этому пылкому меломану спиной, напротив Ашота, и, если нас с Ашотом разделяет два стола, то между мной и Витькой — только невысокий стеллаж с оборудованием. Звук льётся свободно и громко, прямо в мои многострадальные уши. Деликатный Ашот, обычно, включает свои восточные мотивы негромко, на среднюю слышимость радиоточки, Витьке же необходима неистовая страсть. К обеду я «захотела перемен» больше, чем кто либо, о чём незамедлительно сообщила через плечо.
— Ладно, Тиночка, после обеда врублю Высоцкого. Тебе понравится! — пообещал Витька и магнитофон умолк. Ашот улыбнулся мне глазами, расправляя острые плечи, и накрыл своё «рабочее поле» куском полотна, пропитанным «Антипылью». Он всегда свято соблюдает и советы, и заветы, и привычки отца.
— В виде компенсации за причинённые неудобства, приглашаю всех на осетрину по-корейски в Поплавок — нараспев провозгласил Витька и гордо добавил: Я угощаю.