Назвала бы этот кубок, похожий на большую гранёную рюмку «антиком» и, пожалуй, возражений в ответ не получила бы… Богата наша Родина, однако, по части загадочного антиквариата! Вот понатаскать ещё совсем немножко, из заморских стран, и на городской музейный отдел хватило бы!
— Итак, Тиночка, что скажете? — голос у шефа спокойный, и, если в нём проскальзывает оттенок неуверенности, это заметно одной мне: Витька думает о чём-то своём, а клиент улыбается в мою строну с преувеличенной мольбой во взоре.
— Морион, Лев Борисыч, чёрный хрусталь. Ваза — кубок около тридцати сантиметров высотой, диаметром более двадцати сантиметров в верхней окружности, и десяти — в нижней. Короткая ножка, не более четырёх сантиметров длиной, служит подставкой. Всё вырезано из цельного кристалла и отшлифовано округлыми гранями шириной до полутора сантиметров. Толщина стенок немного больше чем положено при таких параметрах… А что с ней не так, с этой вазой? Как будто, всё в полном порядке, повреждений нет. Нужна оценка или заключение о стоимости?
— Нет, не оценка… Оценка здесь не причём. Нужно вырезать два кубка в этом же стиле, с подобным внешним видом — растерянность в голосе шефа заметил и Витька: он перестал крутить в пальцах тесёмку фартука и замер, уставившись на меня.
Теперь я обратила внимание на два приличных по объёму тёмных кристалла на лоскуте синего шёлка в другом конце стола.
— А время, Тина? — продолжает Лев Борисыч, и я отвечаю без промедления.
— Это же работа для Виктора, он лучше меня прикинет, сколько нужно времени. Эскизы я сделаю хоть сейчас.
Я уже знаю, что мне не нравится. Клиент. И его внимательный, предупредительно ожидающий взгляд. Почти физическое прикосновение: молчи, не развивай темы! Желтовато — смуглое гладкое лицо, довольно правильное, и, возможно, достаточно привлекательное. Возможно, — но не для меня. Свинцово — серые цепкие глаза, одновременно и мутные и водянистые, с опущенными внешними уголками, длинный бледный рот, растянутый в любезную улыбку, короткая жилистая шея. А руки ухоженные, с холёными и наманикюренными сухими пальцами. Перстень, тоже, кстати, очень непростой, с огромным опалом, — века на полтора, да потянет… И этот взгляд, как у… Как у кого? Неприятный тип!
— Нет, Тиночка, я не об этом. Какого времени сама ваза? — настаивает шеф, и я снова спешу с ответом.
— Точно не скажу, Лев Борисыч, это не моя тема…
Молчи, так молчи, мне-то что! Если этот тип верит, что может найти во мне союзника по умолчанию, мы позже сами обсудим, зачем это ему могло понадобиться. Бывало и такое…