Уже собираясь домой, соскабливая мелкие серые пятнышки подсохшей грязи с рукава кожаного плаща, я поинтересовалась: Марина, что это за новое увлечение у Лены? Она что, опять нашла себе секту по душе? И что же на этот раз? Баптисты уже были. Значит, адвентисты? Или какие-нибудь свидетели Иеговы?
— Сатанисты… — Маринка подкрашивала губы и слово вышло не совсем разборчиво — сэт-ни-эсты.
Помада у неё была нового тёмного оттенка: лилово-серая, с перламутровым блеском. Она неважно сочеталась с зелёными стрелками подводки и всем Маринкиным лицом, но говорить об этом я не стала: не стоит обострять наш с ней и без того хрупкий мир.
— Сатанисты? Что, у нас уже и сатанисты объявились? Да-а-а… Демократия, она — сила! А Леночка — великий конспиратор… Только как-то нелогично это всё: православие, баптисты, сатанисты. А дальше что?
— Староверка… — выразительно подкатив на меня глаза, уже более внятно произнесла Маринка, плотно смыкая губы, чтобы разровнять их окраску.
— В такой вот, оригинальной последовательности? А почему не сразу: из православия — в староверы? Наверно, ей скучно показалось, без разнообразия?
— Да нет, она с детства была староверка, а не православная… А что, разнообразие это преступление, да? — Маринка с небрежным вызовом уставилась мне в лицо, осторожно завинчивая тюбик.
— Поиски разнообразия в любви — признак бессилия.
— Да? И кто же это сказал? Чарльз Диккенс? — Улыбка у неё была насмешливая, но хорошо, что хоть такая появилась. В обрамлении серо — фиолетового рта её зубы показались мне неровными и даже слегка хищными. Определённо, не её тон. Может, ей об этом мать скажет… Раньше девочка меня слушала, но теперь, возможно, сделает всё с точностью до наоборот. Не моё это теперь дело.
— Бальзак. И, думаю, он имел в виду не только любовь. Хотя и любовь в первую очередь. Говорят же: Бог есть любовь.
— Так любовь к Богу что ли? Ты у нас такая примерная христианка, Тина?
— Нет, христианка я, наверное, посредственная. Но… как бы это сказать… Родители, родина, вероисповедание — это незыблемо, понимаешь? Это то, что ты получаешь… раз и навсегда… Ну, почти как способность ходить и дышать. Каждый человек должен под это равняться, если он хочет себя уважать.
— А как же тогда всякие усыновления-удочерения? Или, например, гражданство? А ты знаешь, что Ричард Гир сознательно стал буддистом? Это что, тоже признак бессилия?
— Возможно. Я же не знаю Ричарда Гира как человека. Но чтобы сделать какой-нибудь выбор, нужно иметь то, от чего отказываешься в его пользу.
— Слабый Ричард Гир! Ха-ха, подумать только! Да на него стоит лишь разок посмотреть и сразу всё ясно. Красавец, умник, талантлив, как… лапочка!