Антон скрестил руки на груди. Самый красноречивый жест агрессивной защиты.
— Значит, так, папаша. Покороче можно? А то мы, люди рабочие. Как говорится в американщине, время — деньги!
— Можно. Я предлагаю тебе вернуть закладную Зарецкому, а вместо нее взять те деньги, которые я дал ему в кредит: двести пятьдесят тысяч евро.
Таким образом, я урегулирую наши взаимоотношения с Зарец-ким, а ты получишь средства к существованию. Купишь жилье, обустроишься, как хочешь. Может быть, бизнес какой-то начнешь. Только одно условие: передача закладной должна происходить в моем присутствии.
— Значит, двести пятьдесят тысяч евро… во столько ты оценил собственного сына, да?
— О-о-о, — разочарованно протянул Николай Андреевич. — Антон, давай без лирики, не будем выяснять отношения. Все уже сказано. Тем, что сделано!
— Значит, так, насколько я помню, вовремя нашей последней "беседы" в основном говорил ты… Теперь моя очередь.
— Ну-ну…
Астахов образцово-показательно выдвинул кресло, спрятанное в угол, под газеты, в центр студии. И громко плюхнулся в него.
— Давай, сынок. Давай! Начинаем старые песни о главном. То есть о "бабках".
— А ты не увиливай, не увиливай, папаша! Значит, вот так, легко решил откупиться от собственного сына?
— Так ты ведь всегда мечтал о больших деньгах.
— Да, мечтал. Но, не о каких-то там двухстах пятидесяти тысячах евро, а обо всех.
— Что и требовалось доказать… Вот жадность, сынок, тебя и сгубила. О своих наполеоновских планах можешь забыть!
— Да? Отчего же… Я — твой единственный сын. Прямой наследник. Так что, рано или поздно, тебе придется со мной делиться.
— Ты никак меня уже хоронишь?
— Да, жаль, конечно, что мне приходится… ждать твоей смерти, чтобы получить мои законные деньги, но ты сам поставил меня в это положение.
— Приятно это слышать от собственного сына. Что тут скажешь? Во-первых, у меня еще могут быть и другие дети. Во-вторых, у меня должен появиться, и очень скоро, внук. А в-третьих, ты всегда плохо учил предмет под названием "Юриспруденция". Знаешь, в мире есть такая штучка, как завещание…
Антон открыл рот — хотелось еще как-то побольнее укусить отца. Но он так и не нашел, что сказать. Поэтому закончил разговор самым банальным образом:
— Так. А по поводу вот этих двухсот пятидесяти тысяч я подумаю…
Наверное, они мне тоже пригодятся.
— Подумай, подумай, — сказал Николай Андреевич, а про себя вновь ужаснулся: "Боже мой, что я вырастил?"
Антон подождал, пока Астахов уйдет, и позвонил Форсу.
— Алло, Леонид Вячеславович? Это Антон… Леонид Вячеславович, нам надо с вами встретиться.