— Да ни черта вы не понимаете! Ты в розыске за мокрое дело, на подходе к другому делу и жизни шоколадной. А думаешь о какой-то жратве…
Удав со злостью посмотрел на Руку, который нервно играл желваками.
— Значит, так: если Леха попадется и хоть слово вякнет, шкуру спущу с обоих!
* * *
Вот, поговорил с Кармелитой и сердце совсем растравил. Просто совсем никакого покоя. В прежние времена, до Олеси, подумал бы, что "бес — в ребро".
А тут нет, чувствует, что все не так, что сложнее намного.
Николай Андреевич достал старый семейный альбом и стал рассматривать пожелтевшую от времени черно-белую фотографию. В те времена он сам фотографией увлекался и, видно, закрепитель слабый сделал — вот снимок и пожелтел. А на снимке — Женя, Женечка…
В кабинет вошла Олеся, села напротив него. Астахов улыбнулся ей, отложил альбом в сторонку.
— Я соскучился.
— Я тоже.
Ее взгляд упал на фотку в раскрытом альбоме.
— Кто это?
— Это? Это моя первая жена. Она умерла. Давным-давно при родах…
Олеся взяла альбом в руки и внимательно рассмотрела фотографию.
— Она была красивая… — сказала мягко, аккуратно, боясь обидеть чем-нибудь, даже интонацией.
— Да, красивая… А ты ни с кем не замечаешь сходства?
Олеся еще раз посмотрела в альбом.
— Нет. Ни с кем?
— Всмотрись внимательней. Вылитая Кармелита, невеста Максима, а?
Олеся опять уткнулась в альбом:
— Может быть, — не очень уверенно сказала она. — Может, действительно что-то есть… Но как это вообще может быть?
Астахов обрадовался, что кто-то подтвердил, пусть и с натягом, найденное им сходство:
— Я ж говорю. Вот и я ничего не понимаю. Просто мистика какая-то…
Женя… Женечка… — Николай Андреевич улыбнулся своим давешним воспоминаниям. — Любил ее… Помню, мы еще нервничали очень, что она забеременеть не может. Ну и Тамара тоже… — он как-то неловко крякнул.
Олеся не стала переспрашивать, поскольку хорошо поняла, что история там была сложная и запутанная.
— Я долго потом Тамару не видел. А встретился с ней в роддоме, куда Женю привез. Тамара там акушеркой работала. Как мы ждали этого ребенка…
Какие планы строили! А потом мне сказали: ваша жена умерла, а дочь родилась мертвой.
Олеся с сочувствием посмотрела на Астахова, погладила по руке.
— Если тебе тяжело вспоминать — остановись, не вспоминай…
На глазах у Николая Андреевича появились слезы.
— …Женя умерла буквально на руках у Тамары… Он остановился, чтобы взять себя в руки и всерьез не расплакаться.
— И мне всегда казалось, что часть ее души осталась, отпечаталась в Тамаре. Потом прошло какое-то время, Тамара была рядом, утешала… И однажды призналась мне, что у нас есть общий сын, познакомила меня с ним… А еще через какое-то время я сделал ей предложение… Антон был маленький. Мы не хотели его травмировать, поэтому придумали какую-то историю про то, как я забирал их из роддома, про первые годы жизни… Вот так получилось, что я усыновил собственного сына… А тот Женин отпечаток, что был в Тамаре, за это время, наверное, совсем выветрился…