— Готовь лошадей, Сашка, — сказал Баро. — Вычисти, вымой, перекуй…
Продавать будем.
— Неужели?.. Будем лошадей продавать? — не хотел верить конюх.
— Нет у меня другого выхода.
— Вызывали, Баро? — в воротах конюшни блеснули очки Форса. — А я вас по всему дому ищу.
— Вызывал, Леонид. Давай прямо здесь поговорим.
И Баро попросил Сашку оставить их вдвоем. Вернее, вдесятером, если считать еще и восемь лошадей с тоскливыми глазами.
* * *
Астахов не зря попросил Олесю принести кофе ему в кабинет — он чувствовал, что сам должен разобраться в ситуации, в которой оказалась девушка. Или, быть может, разобраться в себе самом? Или даже в них самих — в нем и Олесе? Впрочем, нет, думать так Астахов себе не позволял.
Олеся вошла и поставила на стол подносик с дымящимся кофе. Повернулась, хотела уйти. Астахов заговорил:
— Подождите, Олеся. Я сразу прошу прощения, если лезу не в свое дело, но, может быть, мне все-таки стоит поговорить с Игорем? Если он виноват…
Игорь еще десять раз пожалеет, что порвал с вами!
За Олесю боролись сейчас два Астахова. Один — само благородство — готов был сделать все, чтобы вмешаться со стороны и устроить судьбу этой милой девушки. Другой же ну никак не хотел думать об этой милой девушке как человек со стороны. И именно потому был очень рад ее расставанию с Игорем.
— Нет, Николай Андреевич, дело не в Игоре, дело здесь во мне…
Понимаете, я… — Олеся решилась посмотреть Астахову прямо в глаза. — Я полюбила другого человека!
— Вы?! — растерялся Астахов. — Ну что ж… Я рад за вас… И могу только поздравить вас и вашего молодого человека.
— А он не так уж и молод. — Олесе уже нечего было терять. — Да и поздравлять меня не с чем, Николай Андреевич, — моя любовь безответна.
— Но почему? Вы же такая замечательная, красивая!.. Не спорьте, не спорьте — мне как мужчине это видней. И я уверен, что у вас есть все шансы на взаимность, если только он не слеп!
— Он не слеп. Он женат.
— Вот как? — И вновь Астахов не знал, как себя вести.
— Он женат, очень любит свою семью и никогда не согласится ее разрушить.
— Бывает… — выдавил из себя Астахов. И вдруг его как прорвало — он стал говорить Олесе о том, что все у нее еще будет хорошо, что она обязательно встретит того, кто предназначен ей и только ей, — и никак не мог остановиться.
А Олеся молча смотрела на него, и глаза ее говорили: "Эх вы, Николай Астахов! Я ведь только что призналась вам в любви, а вы никак не хотите этого понять".
Но Астахов не умел читать по глазам…
Или, может быть, просто боялся ошибиться.
* * *
Разговаривая с гаджо Форсом в цыганской конюшне, Баро чувствовал себя на своей территории даже лучше, чем в собственном кабинете.