— Если бы начать все заново… Если бы ты могла поверить мне… Я бы постарался сделать тебя счастливой.
Люцита удивленно посмотрела на него.
— Да-да. Если бы все переиграть, я бы все сделал иначе, верой и правдой служил бы Баро, не связывался бы с бандитами, жил бы как настоящий цыган. И когда-нибудь пришел бы к Баро с Земфирой и попросил бы твоей руки.
— Ты серьезно, Рыч?
— Абсолютно. Но только кто же теперь отдаст тебя за меня? Я никому не нужен, я — изгой…
— Нет, еще не все потеряно. Кое-что еще можно вернуть.
— Поздно. Я никому никогда не был нужен, кроме своей матери. Да и она умерла.
— Не поздно! Ты нужен мне.
Люцита бросилась к Рычу, поцеловала его, но тут же отстранилась.
— Не надо, Рыч… Хватит. Все-таки мы цыгане… И не можем так просто позволить себе это…
— Я понимаю. Спасибо тебе за все. Прощай!
— Э, нет, Рыч! Теперь я никуда тебя не отпущу! Да, пусть между нами ничего не может быть этой ночью. Но это совсем не значит, что я выгоню тебя в никуда… Понял? А теперь иди за занавеску и ляг поспи…
* * *
Где же эта котельная? Где-то рядом с гостиницей. Вот она…
Только бы Палыч был дома. А то второй раз прийти будет очень трудно.
Девушка постучала в дверь, не дожидаясь ответа, вошла.
— Кармелита? — удивился Палыч. — Вот уж кого не ожидал увидеть! Чем обязан?
Она достала конверт и перед тем, как протянутьего, вдруг разревелась.
Палыч растерялся:
— Что с тобой, Кармелита?
— Бабушка…
— Что? Что с ней? С Рубиной что-то случилось?
— Умерла… — только и смогла сказать девушка.
Палыч упал на кровать, закрыл лицо руками. — Ее последняя просьба — передать вам вот это. Кармелита положила письмо на стол и ушла. Не вставая с кровати и все еще плача, Палыч взял письмо, вскрыл конверт и начал читать.
"Прощай, Паша! Какое еще письмо может начинаться такими словами? Только последнее. Если ты читаешь это, значит, меня уже нет в живых…"
Трудно читать дальше. Невозможно. Палыч перевел дух, прикусил до крови нижнюю губу. И, немного успокоившись, продолжил чтение.
"Мы с тобой так внезапно расстались, а потом так неожиданно встретились, чтобы снова расстаться уже навсегда. Ты не горюй, я всегда знала, что рано или поздно смогу сказать тебе те слова, которые не сказала тогда, сорок лет назад: Паша, я люблю тебя!
Любовь жила в моем сердце все эти годы, а теперь я уношу ее с собой.
Прости, что не сказала тебе раньше… негоже нам, старикам, говорить про любовь… Да и не принято это у цыган — выставлять чувства.
Прощай.
И помни свою Рубину.
А я помолюсь за тебя на небесах…
И буду ждать тебя там.
Только ты уж не торопись. Это всегда успеется.