– Вовсе нет, – сказала Фрэнсис. – В жизни бывают события столь страшные, что единственная разумная реакция на них – легкое безумие. Ты сама это знаешь, верно?
Лилиана чуть поколебалась, потом кивнула и прошептала:
– Да.
– А вы никогда не думали… ну, еще раз попытаться завести ребенка?
Лилиана отвела глаза в сторону:
– Лен хотел бы. Но я все время думаю: а вдруг такое опять случится? У матери-то моей не раз случалось. Мне кажется, второй раз я этого не переживу. И потом, зачем приводить новую жизнь в такой тревожный и безрадостный мир? Хотя когда-нибудь я, наверное, все-таки решусь. Нельзя же идти против природы, правда? А если не сумею родить… ну, тогда получится, что мы с Леном поженились зря. Но вообще-то, у нас все неплохо. – Лилиана говорила так, будто пыталась убедить саму себя. – Лен хороший муж, правда. Все хором говорят, что он хороший муж. Просто… ну, ты видела, как он вел себя вчера вечером. Когда мы с ним начали встречаться, Лен сразу же стал домогаться близости. В конце концов я уступила – и он до сих пор не простил мне этого.
– А он когда-нибудь… поднимал на тебя руку?
Лилиана слабо улыбнулась:
– Нет! Попробовал бы только! И он знает, что мои сестры заживо сдерут с него кожу!
– А он никогда… с другими женщинами… – Фрэнсис вспомнила сцену в ночном саду, произошедшую несколько недель назад: ладонь Леонарда на своей пояснице.
Но Лилиана ответила:
– О нет! Лен, конечно, воображает себя сердцеедом, но на такое нипочем не решится. Урок со мной не прошел для него даром.
Ее лицо как-то разом осунулось, и она стала почти некрасивой. И выглядела она старше своих лет сейчас – с темными кругами под глазами, с набрякшими веками.
– Мне очень жаль, Лилиана, – повторила Фрэнсис.
– Ты всегда была добра ко мне, Фрэнсис. С самого начала. И ты была честна со мной, когда… – Она запнулась. – Ну, ты понимаешь, о чем я. Ты ведь могла и не рассказывать, но ты честно рассказала. А я повела себя гадко. Я все время об этом думаю.
Фрэнсис не ответила. Через открытое окно опять донеслись отдаленные домашние звуки: лай собаки, женский голос, зовущий кого-то, стук ложки о край кухонной раковины. Занавески вздулись от ветра, звякнув карнизными кольцами, а когда снова опали, в комнате сделалось темнее прежнего.
Вероятно, в полумраке Лилиане стало легче говорить. Раздавив в пепельнице окурок, она тихо продолжила:
– То, что ты мне тогда сказала…
– Мне следовало помалкивать. – Фрэнсис тоже смяла окурок и отодвинула пепельницу подальше.
– Но это правда, да? Про любовную связь с девушкой?
– Да.
– То есть мужчины не было?