Она торопливо прошла через двор и равно торопливо вернулась с холода в кухню, подгоняемая Фрэнсис. Там они крепко обнялись, и Фрэнсис почувствовала, что Лилиана дрожит, как туго натянутая струна.
Но она почти сразу отстранилась:
– Я пойду одна. Не надо, чтобы нас все время видели вместе.
Фрэнсис стиснула ее руки в каком-то истерическом воодушевлении:
– Не хочу отпускать тебя!
– Я тоже не хочу расставаться. Но быть с тобой при них еще тяжелее, чем не видеть тебя вовсе. Разве ты не чувствуешь?
– Нет. Я не могу без тебя.
– Я вся на нервах. Они по-прежнему пристают, чтобы я поехала с ними в лавку. Наверное, мне следует поехать, Фрэнсис.
– Что? Нет, не надо!
– Они не понимают, почему я хочу остаться здесь. Не могу же я сказать, что из-за тебя… Ах, если бы мы могли быть вместе, только ты да я! У меня такое чувство, что мы никогда уже больше не останемся наедине. Завтра дознание, потом похороны – а что и как будет дальше?
– Не думай пока об этом. Я люблю тебя. Я тебя люблю! Думай об этом.
Лилиана порывисто прильнула к ней:
– Я тебя тоже!
Но лицо ее опять казалось изможденным, осунувшимся, и она прижималась к Фрэнсис без вчерашнего исступления, даже дрожать уже перестала. Она снова высвободилась из объятий, поправила одежду, пригладила волосы. Позволила Фрэнсис проводить себя до подножья лестницы и потащилась вверх по ступенькам одна.
Сегодня на ночь с ней осталась мать, а сестры с детьми отправились домой. Миссис Вайни, в отличие от Веры, на глаза не показывалась, но производила гораздо больше шума: грузно ходила взад-вперед, подметая пол и прибираясь в гостиной, время от времени принималась громко напевать какую-то сентиментальную песенку вибрирующим на эстрадный манер голосом. Поднявшись наверх в половине десятого, Фрэнсис застала миссис Вайни в кухоньке – уже переодетой ко сну, с распущенными по плечам волосами, красно-рыжими от хны, но совсем седыми в проборе; ее голые ноги, торчавшие из-под ночной рубашки, походили на два белесых толстых пенька. Однако она обрадовалась возможности поговорить с Фрэнсис, пока нагревала воду для Лилианиной грелки, и поведала кучу историй про другие семейные катастрофы. Тяжелые роды, внезапные смерти, разные увечья, страшные ожоги. Одной мидлендской кузине содрало скальп ткацким станком… Но вот убийства никогда прежде не было, со вздохом закончила миссис Вайни, вкручивая резиновую пробку в горлышко грелки. Нет, убийства у них в семье ни разу еще не было; до сих пор – ни разу.
Фрэнсис пожелала ей доброй ночи почти с сожалением. Сама она по-прежнему находилась в неестественно возбужденном состоянии. Лежа в постели с открытыми глазами, она снова и снова прокручивала в голове все подробности сегодняшнего визита инспектора, и ум у нее работал, как двигатель на повышенных оборотах.