ответить и своим ответом разом разрешить ситуацию. В ней шевельнулся знакомый страх. Она убрала газеты подальше.
Если бы только она могла обсудить все с Лилианой! Если бы только Лилиана вернулась домой!.. Но дни шли, а от нее не было никаких весточек, и во Фрэнсис постепенно нарастало желание увидеть Лилиану – мучительное, томительное, как в прежние времена. Наконец она не выдержала и отправилась в Уолворт.
Фрэнсис сразу пожалела, что пришла. Ее визит совпал по времени с перерывом в рабочем дне мистера Вайни: он сидел в кухне, без пиджака, и ел жареный хлеб с беконом. Вайолет только что вернулась из школы, возбужденная и развязная после игр со сверстниками. «Почему вы к нам все время ходите?» – громко спросила она, и по яростному возмущению, с каким все принялись ей выговаривать, Фрэнсис поняла, что и остальные задаются тем же вопросом. Она и сама им задавалась. Страстная потребность поговорить с Лилианой при виде нее вмиг исчезла. Лилиана отвела Фрэнсис в гостиную, закрыла дверь, и они остались наедине. Но обе испытывали такую же неловкость, как несколько дней назад в полицейском суде: теперь, когда они приняли решение ждать дальше, им было, в общем-то, нечего сказать друг другу. Маленькая неопрятная комната, тесно заставленная мебелью, нагоняла уныние. Лилиана опять была в одном из Вериных платьев, с заколотыми гребенками волосами.
– Ты следила за газетами? – спросила Фрэнсис.
Лилиана помотала головой:
– Нет, не хочу и не могу.
Фрэнсис отступила от нее на шаг:
– Тебе удобнее ничего не знать и не делать? Тебе так удобнее, да?
Она снова говорила с презрением – потому что ей самой безумно хотелось ничего не знать и не делать. Лилиана посмотрела на нее так, как не смотрела никогда раньше: твердым, оскорбленным, разочарованным взглядом. Устыдившись, Фрэнсис протянула руку:
– Лили…
Дверь с грохотом распахнулась, и в гостиную ворвалась Вайолет, вместе с истеричным джеком-расселом.
На следующий день «Дейли миррор» сообщила, что в возрасте шестнадцати лет Спенсер Уорд входил в шайку подростков, которые напали на одного мальчика, связали его и подожгли штаны. «Таймс» поместила статью про несовершеннолетних правонарушителей; «Экспресс» сокрушалась по поводу «волны молодежной преступности», захлестнувшей страну после войны. Дело Спенсера Уорда толком не продвинулось. Парню до сих пор даже не предоставили возможности выступить в свою защиту. Но все газеты, которые читала Фрэнсис, все соседи, с которыми она разговаривала, похоже, принимали как само собой разумеющееся, что Леонарда убил именно он и никто иной. Фрэнсис словно воочию видела, как против Уорда постепенно выстраивается обвинительный приговор, – это походило на игру в слова, «виселицу», в которую она часто играла с братьями, – детскую игру, где после каждой ошибочной буквы на доске мелом рисуется очередная линия и перед глазами появляются сначала столб и перекладина виселицы, потом круглая голова, потом тело-огуречик, потом конечности-палочки…